Королевские фаворитки всегда были объектом презрения со стороны завистников и политических врагов, и ругательства в их адрес никогда не утихали. Но их веселость, дух праздника, неизменно сопутствовавший им при дворе, весьма ценился придворными, а их покровительство было лестно писателям и художникам. Начиная с XVI века появилась едва ли не официальная традиция превозносить фаворитку в качестве музы и вдохновительницы государя, с большим вниманием и энергией побуждавшей его к исполнению своих обязанностей, возвышавшей его достоинства, предостережениями и увещаниями направляя его на истинно королевские и даже героические поступки.
Агнесса Сорель стала первым образцом великодушия и благотворного влияния, оставшись примером для всех своих последовательниц. Бернар де Жирар впервые поднял эту фаворитку на почетный пьедестал в своей «Истории Франции», вышедшей в 1576 году. Вскоре после этого Брантом объявил ее героиней, перед заслугами которой бледнеет даже слава
Жанны д'Арк.
«Прекрасная Агнесса, — писал он, — видя короля Карла влюбленным в себя, не помышляющим ни о чем, кроме любви, мягким, слабым и равнодушным к делам королевства, однажды рассказала ему, что когда она была еще совсем юной девушкой, некий астролог предсказал ей, что ее полюбит один из наиболее доблестных и храбрых королей Христианского мира, и когда он удостоил ее своей любовью, она подумала, что он и есть тот самый мужественный государь, о котором ей было предсказано. Но, видя его таким безвольным, так мало заботящимся о своих делах, она считает, что обманулась, и не он тот смельчак, а король Английский, совершающий великие подвиги и под носом у него захватывающий прекрасные города: „Вот человек, — заключила она, — которого я должна была встретить, это о нем говорил астролог“. Такие слова столь сильно уязвили сердце государя, что он разрыдался. Вскоре, набравшись мужества, он оставил свою охоту и свои сады и взялся за оружие. Он действовал столь успешно, что бесконечными стараниями и храбростью выбил англичан из своего королевства». [15]
Образ обаятельной возлюбленной Карла VII, которой больше, чем Орлеанской Деве, страна обязана успехом освобождения, в дальнейшем будет ставиться в пример всем великим фавориткам и при необходимости им не раз напомнят об их героической предшественнице. Накануне своего назначения на должность мадам де Помпадур получила послание от Дюкло, призывавшее ее точно следовать мудрому примеру Агнессы: «Это была женщина, к которой Карл испытывал самую сильную страсть и которая наиболее достойно использовала его привязанность… Редкий образец для подражания тем, кто пользуется такими же милостями, ибо она любила Карла ради него самого и все делала для славы своего возлюбленного и счастья королевства». [16]Как считают историки, редко кто подражал этому примеру, и Агнесса Сорель осталась исключением в королевских анналах. Шатобриан, утверждая, что правление фавориток стало одним из бедствий старой монархии, добавляет: «Из всех этих женщин только Агнесса Сорель принесла пользу королю и родине». [17]
Глава вторая
БРАК И ЗАМУЖЕСТВО
Частные лица, желавшие вступить в брак, обычно избирали друг друга по взаимной склонности. Но на всех ступенях социальной лестницы брак всегда диктовался прежде всего стратегическими соображениями. Он предполагал соединение двух тщательно подобранных сторон, и даже если имелась тенденция к полигамии, то женщины обычно компенсировали создавшееся положение выгодой, пренебрегая доброй славой и честью. Укрепляя и округляя родовое имение, упрочивая авторитет семьи и привязывая к одному клану другой, каждый вносил в общую кассу свою долю влияния, покровительства или клиентуры, свой материальный и моральный капитал. При заключении брачных контрактов на первое место неизменно выходили все эти принципиальные консолидирующие моменты. У дворян добавлялось еще и желание оставить потомству свое имя, придав ему дополнительный блеск и вес. На первый план выходило социальное положение, «домашние» соображения все чаще уступали место «политическим» решениям. Для королей брак — это был дипломатический ход, с большим или меньшим успехом подтверждавший альянс между двумя государствами, удовлетворяя стремление монарха и к славе, и к произведению на свет потомства, и приносивший ему конкретные выгоды. Невеста должна была быть в состоянии обеспечить продолжение династии, а также принести территориальные, финансовые или дипломатические преимущества, которые придали бы дополнительный блеск и могущество короне и королевству.
Первое требование к принцессе заключалось в том, чтобы она была здорова, плодовита и не имела бы слишком бросающихся в глаза недостатков. В некоторых случаях, правда очень редко, этими требованиями и ограничивались. Мария Лещинская, после ряда интриг вышедшая замуж за Людовика XV, не принесла с собой иного приданого, кроме своего превосходного здоровья. Пристальное внимание к ней сделало Марию особенно бдительной. Безупречность ее поведения не, оставляла никаких сомнений. Но ее коснулась клевета. Те, кто при дворе неодобрительно относился к этому браку, объявили принцессу нездоровой, подверженной злому недугу — эпилепсии. Марию осмотрел врач, ее безупречное здоровье оказалась под стать ее нравственности, и свадьба состоялась.
Но чаще всего королевский брак укреплял политическое положение и политику королевства в Европе. В действие приводились международные связи, ведь от выбора будущей королевы зависела внешнеполитическая ориентация. Установление преимущественных отношений с дружественным государством, окончание войны или расторжение союзов обычно закреплялось браком двух очень молодых представителей, иногда еще детей, которых могли соединить задолго до завершения событий.
Ничего удивительного, что при таких условиях выбор почти никогда не встречал возражений со стороны короля (или дофина). Это дело обсуждалось и завершалось в Совете министров, причем заинтересованная сторона узнавала лишь о конечном решении. Принцесс с самого раннего возраста готовили к непременному грядущему замужеству и учили его желать. В них воспитывали гордое стремление к тому, чтобы однажды сделаться королевой одного из самых прекрасных европейских государств, и иногда они еще в детстве проходили обучение при французском дворе: маленькая инфанта, предназначенная в жены Людовику XV, по воле нетерпеливых дальновидных интриганов воспитывалась рядом со своим будущим женихом, за которого так и не вышла замуж. Положение королев выглядит очень мучительным. Их отрывали от родины и от близких, часто в самом нежном возрасте, без надежды когда-либо вернуться (кроме случаев горчайшего унижения: разводов), и совершенно одиноких переселяли в иностранное государство — ко двору с непривычными нравами, где их порой встречали неприветливо или даже откровенно враждебно. Во Франции было принято практически сразу лишать прибывшую принцессу ее свиты. Она оказывалась оторванной от всех своих друзей, от своих соотечественников и видела вокруг себя только чужие лица. Королева Франции, по крайней мере в первые годы, жила очень изолированно, была очень зависимой и очень слабой, разве что король обратит на нее внимание, такое тоже иногда случалось, и окружит ее настоящим вниманием и заботой.
Но союзника в своем супруге она находила далеко не всегда. Часто король проявлял безразличие, неучтивость и ради нее не прерывал своих связей, если таковые у него имелись. Случалось, что он с самого ее появления навязывал ей общество своей возлюбленной. Так, Генрих IV, чтобы сразу заставить официально признать свою двойную семью, представил Марии Медичи Генриетту д'Антраг в следующих выражениях: «Эта женщина была моей возлюбленной и теперь желает быть вашей покорной служанкой». Вероятно, грубость мало смущала современников доблестного Беарнца. Случалось, королеве предписывалась жизнь втроем даже в течение медового месяца, и она была вынуждена делить с конкуренткой не только жизнь с королем, но и все почести. Король афишировал свои связи с бесстыдством, которое могло вызывать лишь отчаяние. Дело заходило еще дальше: он смешивал легитимную семью и незаконное сожительство. Молодой Людовик XIII воспитывался вместе со своими сводными братьями на коленях у возлюбленных собственного отца. Эруар, врач молодого принца, оставил своеобразную хронику, и сегодня поражающую своей игривостью, о взаимоотношениях дофина и маркизы де Верней, об играх, служивших им любимым времяпрепровождением.
15
Brantфme, Oevres complиtes; Dufresne de Beaucourt, Histoire de Charles VII, 1881; Rober Philippe, Agnes Sorйl, 1983.