Девица и отставной любовник
Некая загадочная Амеана была любовницей Катулла, а потом перешла к другому. Можно усомниться в ее существовании, видя в ней литературный персонаж с карикатурными чертами, вызванный к жизни каким-то неприятным событием. Стихотворения 41–43 рисуют безжалостный портрет гнусной и жадной суки со слюнявой мордой. Первое — якобы объективный рассказ:
Амеана, защупанная всеми, Десять тысяч сполна с меня взыскует, Да, та самая, с неказистым носом, Лихоимца формийского подружка, Вы, родные, на ком об ней забота, — И друзей, и врачей скорей зовите! Впрямь девица больна. Но не гадайте, Чем больна: родилась умалишенной. Посылайте за лекарем скорее: Эта девушка малость нездорова. Только что у ней болит — не ищите: Не болит ничего, просто бредит.Во втором поэт призывает на помощь свои стихи:
Эй вы, эндекасиллабы, скорее! Сколько б ни было вас, ко мне спешите! Иль играется мной дурная шлюха, Что табличек вернуть не хочет ваших. Ждет, как вы это стерпите. Скорее! Ну, за ней, по следам! И не отстанем! — Но какая из них? — Вон та, что нагло Выступает с натянутой улыбкой, Словно галльский кобель, оскалив зубы. Обступите ее, не отставайте: «Дрянь вонючая, отдавай таблички! Отдавай, дрянь вонючая, таблички!» Не смутилась ничуть? Бардак ходячий, Или хуже еще, коль то возможно! Видно, мало ей этого; но всё же Мы железную морду в краску вгоним! Так кричите опять, кричите громче: «Дрянь вонючая, отдавай таблички! Отдавай, дрянь вонючая, таблички!» Вновь не вышло — ее ничем не тронешь. Знать, придется сменить и смысл, и форму, Коль желаете вы достичь успеха: «О чистейшая, отдавай таблички!»Третье стихотворение не добавляет ничего нового; оно забавно своими исключительно отрицательными конструкциями:
Поглядишь — пальцы у нее не тонки, Ножки так себе и не блещут глазки, Не прямая спина и нос не малый, Некрасивый рот и неровны зубы, Смех не звонкий и разговор не умный — Казнокрада формийского подружка. А болтают, что лучше и не сыщешь! И тебя с нашей Лесбией равняют? Что за время — нет ни ума, ни вкуса!Красавица и ухажер
Овидий родился в 43 г. до н. э. и был модным светским поэтом, но в 8 г. н. э. Август вдруг сослал его в Томы на берегу Черного моря в нынешней Румынии. Овидий умер в 17 г. н. э. в изгнании: Тиберий не пожелал отменить суровое наказание, причины которого неясны до сих пор. Возможно, основанием для кары стало развращающее влияние «Науки любви», где раскрыты все уловки дамских угодников? Публиковать сочинение в этом роде, когда принцепс хотел «восстановить нравственность» общества, поистине означало играть с огнем! Между прочим, очень важно представить недостатки внешности своей избранницы как достоинства, и тут невозможно перестараться:
Больше всего берегись некрасивость заметить в подруге! Если, заметив, смолчишь, — это тебе в похвалу. Так Андромеду свою никогда не звал темнокожей Тот, у кого на ногах два трепетали крыла, Так Андромаха иным полновата казалась не в меру — Гектор меж всеми один стройной ее находил. Что неприятно, к тому привыкай: в привычке — спасенье! Лишь поначалу любовь чувствует всякий укол. … Для непривычных ноздрей отвратительны шкуры воловьи, А как привыкнет чутье — сколько угодно дыши. Скрасить изъян помогут слова. Каштановой станет Та, что чернее была, чем иллирийская смоль; Если косит, то Венерой зови; светлоглаза — Минервой; А исхудала вконец — значит, легка и стройна. Хрупкой назвать не ленись коротышку, а полной — толстушку, И недостаток одень в смежную с ним красоту{12}.«Слабый пол» и философ
Музоний Руф (ок. 30–102) — философ-стоик из сословия всадников — писал по-гречески. Учил ли он о равенстве полов, как утверждают некоторые? Он действительно думал, что философия способна развить добродетель у лиц обоего пола. Но хотя женщина может быть не менее добродетельна, чем мужчина, ее достоинства проявляются в доме, а мужские — вне дома. Поэтому они принимают разные формы: добродетельная женщина умеет быть домоседкой, занимается домашними делами, верна мужу, воспитывает детей, стойко переносит тяготы и невзгоды. Мы думаем, Музоний все же не был предтечей феминизма. Первый фрагмент его произведения ясно показывает, в чем разница: «Если и мужчина, и женщина должны преуспеть в добродетели, подобающей человеку, если те и другие равно способны быть благоразумными и умеренными, причастны твердости и правосудное™ также совершенно в равной мере, то, значит, им должно давать одинаковое воспитание и всякому одинаковым образом открывать дарование, позволяющее ему стать достойным человеком? <…> Но я говорю, что, поскольку у людей мужская природа сильнее, женская же слабее, к каждой природе следует прилагать более для нее подходящие цели, так что более тяжкие следует поручать более сильным, а более легкие — более слабым. <…> Но все человеческие цели им равно принадлежат всем и суть общие для мужчин и для женщин: никакая не прилагается необходимо к одним или к другим. Вернее сказать, что та или иная задача той или другой природе больше подобает».