Если муж бывал пьян, побои часто превращались в истязания. Вот что по этому поводу писал современник: «Чем попало пьяницы бьют своих жен. Бьют кулаками, палками, кнутом, веревками, бросаются ножом и калечат, грызут зубами, выбивают глаза, перебивают руки, ноги, делают вывих, ломают ребра, выбивают зубы, челюсти, пробивают головы до самого мозга, вырывают волосы целыми прядями, привязывают к стене, запирают в скотный сарай на ночь. Обезумевшие от вина с пеной у рта, калечат собственных детей, режут их, сжигают на огне, ругают бранными словами своих матерей и отцов, наносят им увечья, часто забивают насмерть»{245}.
Как правило, в семейной расправе помимо мужа принимали участие и другие домочадцы. Вот что записано в Курском окружном суде со слов крестьянки Цуркиной о нанесенных ей побоях: «Ее муж Иван и его дед Филипп Цуркин наносят ей побои палками, рогачом и плетью, что однажды, привязав ее сволоку потолка косами, так что ноги ее не доставали пола, муж придерживал ее, чтобы она не оборвалась, а дед порол ее полчаса плетью, так что из спины сквозь рубаху и фуфайку текла кровь, а потом и муж стал ее бить и бил ее до тех пор, пока у нее не оборвались косы»{246}.
В патриархальной семье решение о наказании «провинившейся» принимали сообща, а мужчины приводили его в действие. В. В. Тенишев в своем исследовании дает пример такой семейной расправы: «Свекровь застала невестку в соитии с холостым братом мужа. На семейном совете порешили наказать «гулену». Муж, свекровь и старший брат попеременно избивали ее плетью. В результате истязания несчастная более месяца лежала при смерти»{247}. Иной раз для жестоких побоев было достаточно лишь подозрения женщины в супружеской неверности. «Мать и сын в течение нескольких дней били беременную невестку. После очередного избиения она «выкинула» ребенка и сошла с ума»{248}.
Порой жесткого истязания женщины «домашним» казалось мало, и они прибегали к ее публичному «осрамлению». Так, в Горельский волостной суд Тамбовской губернии с жалобой на мужа в марте 1872 года обратилась крестьянка Д. Она заявила, что муж ее Сергей Антонов Бетин ни за что избил ее, изорвал на ней рубаху, юбку и много вырвал волос. Через два дня свекор, деверь и муж насильно вязали ей руки в овчину и так водили по селу. Суд приговорил виновного к семи дням ареста{249}.
Таким образом, наказание женщины в патриархальной крестьянской семье не было частным делом мужа. Если вина бабы затрагивала честь семьи, бросала тень на ее репутацию, то большак и родня считали себя вправе судить и наказывать виновную.
В сельской повседневности поводов для семейного рукоприкладства всегда было более чем достаточно. «Горе той бабе, которая не очень ловко прядет, не успела мужу изготовить портянки. Да и ловкую бабу бьют, надо же ее учить»{250}. Такая «учеба» в селе воспринималась не только как право, но и как обязанность мужа. Крестьяне говорили, что если «бабу не учить — толку не видать». О живучести таких взглядов в селе свидетельствуют данные по Больше-Верейской волости Воронежской губернии, собранные краеведом Ф. Железновым. В своем исследовании за 1926 год он приводил результаты ответов крестьян на вопрос «Надо ли бить жену?». Около 60 процентов опрошенных ответили утвердительно, считая это «учебой»{251}.
Часто такое «обучение» жен заканчивалось трагически. В местных газетах того времени периодически появлялись сообщения о скорбном финале семейных расправ. «Тамбовские губернские ведомости» в номере 22 за 1884 год сообщали, что «в д. Александровке Моршанского уезда 21 февраля крестьянка, 30 лет от роду, умерла от побоев, нанесенных ей мужем»{252}. Избиение мужьями жен даже беременных, или, как говорили в селе, «на сносях», было явлением, к сожалению, нередким. «22 октября 1882 года крестьянин с. Большое Городище Корочанского уезда Петр Бидин нанес тяжкие побои своей жене Клавдии Васильевне Бидиной, которая, будучи беременной, в тот же вечер произвела выкидыш», — сообщал корреспондент «Курских губернских ведомостей»{253}.
Факты рукоприкладства в крестьянских семьях с завидной регулярностью регистрировались в губернских сводках о происшествиях. Из полицейских отчетов только за один год узнаем: «В д. Карандаковой Мценского уезда Орловской губернии 2 февраля 1879 г. крестьянин Емельянов нанес своей жене Пелагее тяжкие побои, от чего последовал выкидыш мертвого младенца, а сама она умерла»{254}; «В д. Мало-Никольской Челябинского уезда Оренбургской губернии крестьянин Петр Малышев 26 января 1879 г. убил поленом свою жену Устинью»{255}; «Крестьянка с. Широкомасов Темниковского уезда Тамбовской губернии Агафья Дмитриева, 28 лет, скоропостижно умерла 16 февраля 1879 г. от побоев, нанесенных мужем в нетрезвом виде»{256}.
Спустя два десятилетия ситуация не изменилась. Сводки, поступавшие из великорусских губерний в начале XX века, изобилуют примерами подобного рода. «В с. Лебяжьем Ставропольского уезда Самарской губернии 4 января 1900 г. крестьянин Федор Майнаков нанес жене своей Татьяне Яковлевой, 55 лет, тяжкие побои, от которых она померла»; «10 января 1900 г. в с. Кузьмищеве Тарусского уезда Калужской губернии запасной канонир из крестьян Герасим Савичев убил поленом свою жену Евдокию Савичеву»; «в д. Новосильской Елецкого уезда Орловской губернии 15 января 1900 г. умерла крестьянка Наталья Баркова от нанесенных мужем ее Михаилом Барковым побоев»{257}.
Причиной смерти крестьянки часто была банальная житейская ссора, приведшая к семейному скандалу и последующему рукоприкладству. По сообщению уездного исправника от 3 августа 1906 года, в с. Красивом Изосимовской волости Козловского уезда Тамбовской губернии крестьянин Иван Воропаев во время ссоры убил бруском свою жену Александру{258}. В «Ведомостях о происшествиях по Воронежской губернии за 1912 г.» читаем: «В слободе Бутурлиновке Бобровского уезда крестьянин Коржов, 37 лет, во время ссоры с женой, не пожелавшей жить с ним, нанес последней раны ножом в бок, от чего та умерла»{259}; «В с. Сторожевом Коротоякского уезда 21 июля крестьянин Чесноков во время ссоры нанес кулаком побои своей жене Дарье, от которых та умерла»{260}. Из рапорта борисоглебского уездного исправника от 6 февраля 1915 года следует, что «29 января с. г. в 1 час дня в д. Новой Верхне-Шибряйской волости крестьянин Михаил Григорьев Рябов во время ссоры со своей женой Февроньей нанес ей удар по голове дубовым толкачом, от которого она тут же скончалась. Рябов объяснил, что нанес удар жене за ослушание и нежелание исполнить его просьбу, заранее же обдуманного решения не имел»{261}. По всей видимости, большинство убийств жен, совершенных крестьянами, происходило в состоянии аффекта и вряд ли они носили намеренный характер.
Источником проявления мужской агрессии мог стать отказ жены от половой близости с супругом. Так, крестьянин с. Прасковьина Козловского уезда Тамбовской губернии Сергей Николаев Астахов 25 сентября 1913 года убил жену с особой жестокостью. По словам обвиняемого жена, с которой он прожил двадцать лет, в последнее время к нему охладела. В день убийства он лег с ней для полового сношения, но та оттолкнула его со словами: «Какой ты мне муж?!» По его словам, затем он жену «бил сначала по голове колотушкой, а когда она сломалась, схватил топор и бил ее до тех пор, пока голова ее не превратилась в жидкую кашицу»{262}.
Еще одна типичная ситуация, касающаяся отношений мужа и жены, раскрывается в деле «о причинении телесных повреждений крестьянке… Анне Родионовой Кураковой ее мужем Кураковым Никитой Федоровым». Уголовное дело выросло из бытовой ссоры. По словам обвинительницы, «вечером после рабочего дня они с мужем легли спать в «каморке» (избушке) на скотном дворе. Там она имела с ним «дело», потом он вдруг стал придираться к ней, говоря, что она ему не нужна, что она «холодная», на что жена ему ответила: «Ищи, какую погорячей», а муж не растерялся и говорит: «Уже найдена». Затем муж стащил жену с постели, поднял рубашку, ударил несколько раз по спине. После этого происшествия Анна ушла от мужа, мотивировав это тем, что перед описанным случаем он бил ее еще три раза»{263}.