Таким образом, локальность крестьянского сознания выбирала привычную среду обитания как место ухода из жизни. Правда, дореволюционные исследователи усматривали в этом причину мистического характера. Этнограф В. Н. Добровольский, в частности, утверждал, что «самоубийцы из народа часто лишают себя жизни около гумен и бань, ближайших ко двору построек, которые народное воображение населяет хлевниками, домовыми, гуменными»{809}.
Что касается способов, к которым прибегали сельские самоубийцы, то, по мнению суицидолога дореволюционной поры, «у мужчин излюбленным способом является повешение и значительно реже утопление и лишения себя жизни огнестрельным оружием. У женщин на первом месте стоит утопление и отравление. Женщины чаще бросаются с высоты, а мужчины чаще бросаются под поезд»{810}.
В качестве примера приведем статистику по Волочанскому уезду Харьковской губернии. Здесь за период с 1874 по 1884 год к повешению прибегло 42 (в том числе 33 мужчины и 9 женщин) из 56 деревенских самоубийц. Из шести отравившихся пять были сельскими бабами. На мужчин-самоубийц приходилось три случая самострела{811}. Такое соотношение в выборе способов ухода из жизни вполне закономерно. Если к повешению (удавлению) в деревне прибегали как мужчины, так и женщины, что объяснялось доступностью этого способа (веревка была в каждой избе), то в выборе отравления или самострела определяющую роль играла половая принадлежность самоубийц. Бабы не умели обращаться с огнестрельным оружием, да и в редкой семье оно имелось. Также можно предположить, что женщины-самоубийцы, в отличие от мужчин, и после смерти хотели выглядеть привлекательно.
В начале XX века ситуация в выборе способа ухода из жизни не изменилась. По данным М. Н. Гернета, среди способов самоубийства первое место по-прежнему занимало повешение — 49,7 процента, далее самоубийство с помощью огнестрельного оружия — 23,9 процента, отравление — 14,6 процента, утопление — 4 процента, с помощью холодного оружия и под колесами транспорта — по 3 процента, падение с высоты — 0,5 процента, иное — 2 процента{812}.
Женщины-самоубийцы делили свои предпочтения между повешением и отравлением. Часто как средство ухода из жизни использовали раствор фосфорных спичек{813}. Таким способом совершила самоубийство в 1898 году крестьянка Анна, жительница Любимовского уезда Ярославской губернии. Будучи вдовой, имея двух детей и живя с родителями мужа, она забеременела и задушила новорожденного ребенка. Боясь, что преступление раскроется, и раскаиваясь в содеянном, она отравилась{814}. По сообщению уездного исправника Козловского уезда Тамбовской губернии в 1904 году, в с. Ржакса 20 марта отравилась фосфором крестьянка Марфа Павловна Сафронова, 20 лет; в с. Пичаево Курдюковской волости таким же способом 16 марта ушла из жизни крестьянка Федосия Сергеевна Журавлева, 25 лет{815}. Иногда в ход шла уксусная эссенция: 26 февраля 1908 года ее выпила и скончалась в земской больнице Моршанска крестьянка с. Большие Кулики Александра Яковлевна Долгова, 21 года{816}. Или карболовая кислота: в д. Прямицина Курского уезда Курской губернии 29 мая 1912 года отравилась ею крестьянка Ксения Цуканова{817}.
Для сельских женщин одной из важных из причин суицида была «несчастная любовь», невозможность вступить в брак с любимым человеком. В корреспонденции из Буйского уезда Костромской губернии (1897–1899 годы) автор рассказывает о крестьянской девушке Дарье, которая любила сына местного лавочника Сергея, и чувства эти были взаимны. Но по воле отца сын женился на богатой мещанке из города, хотя была она «лицом корява и умом тупа». Вскоре после их свадьбы Дарью нашли повесившейся в овине{818}.
Порой на добровольный уход из жизни решались сельские девушки, обманутые парнями обещаниями жениться и забеременевшие. На суицид их толкал страх позора и осуждения со стороны родных и соседей{819}. Так, несчастная любовь стала причиной смерти крестьянской девушки Анастасии Бызовой, жительницы вологодской деревни. Двадцати лет от роду, она два года была «подруженькой» молодого парня из зажиточной семьи, который женился на другой. Обманутая девушка удавилась в бане. Вскрытие установило, что она была беременна{820}.
Еще одной причиной самоубийств деревенских девушек мог быть страх перед родителями. Исследователь В. К. Хорошко, основываясь на современных ему данных провинциальной периодики начала XX века, приводит примеры таких суицидов: «16-летняя крестьянская девочка Б. бросилась в колодец, но была извлечена. Покушение на самоубийство Б. объяснила тем, что боялась наказания отца, так как один из крестьян заподозрил ее в краже у него 10 рублей»{821}. «В д. Буково Карашевой волости Ростовского уезда Ярославской губернии, 10-летняя крестьянская девочка разбила случайно чайное блюдце и, испугавшись наказания со стороны своего строгого отца, повесилась»{822}.
Неприязнь со стороны родных и близких также могла послужить для эмоциональных девичьих натур поводом принять трагическое решение. «Две крестьянские девушки 17 и 18 лет приняли яд вследствие несправедливого отношения к ним родителей»{823}. «4 сентября 1914 г. в с. Мартыне Бобровского уезда Воронежской губернии по причине упреков матери в безнравственном поведении повесилась крестьянка Фомичева, 17 лет»{824}.
Самоубийством кончали и замужние женщины — часто в случае беременности в результате внебрачной связи. «В ночь с 26 на Т1 апреля 1914 г. в Донской слободе Козловского уезда Тамбовской губернии повесилась солдатка, крестьянка Анастасия Волкова, находящаяся в последней степени беременности. Покойной был только 21 год, покончила самоубийством вследствие невозможного жития в семье со старшими, которые за допущенный грех буквально ее съели»{825}.
Для сельской бабы мотивом к самоубийству могли послужить побои и издевательства мужа. В 1899 году в с. Сугонове Калужской губернии крестьянка, имевшая несколько детей, доведенная до отчаяния жестокими побоями мужа и издевательствами за мнимую измену, удавилась на чердаке{826}. По сообщению газеты «Козловская мысль» за 1912 год, «18 декабря отравилась крестьянка Куликова. Покойная была в беременном состоянии. На самоубийство ее побудило, как предполагают, дурное обращение с ней мужа»{827}. Рукоприкладство в крестьянской семье было явлением обыденным, поэтому весьма трудно определить, сколько среди женщин было тех, для кого самоубийство стало средством избегнуть побоев мужа-тирана.
Среди причин крестьянских самоубийств, если довериться наблюдениям полицейских чинов, была также депрессия, а в ряде случаев, по всей видимости, и душевное расстройство. В рапортах уездных исправников Тамбовской губернии такое состояние называлось «умоисступлением». В результате «умоисступления», по донесению Елатомского уездного исправника, в августе 1904 года повесились крестьянки Кадыкова, 40 лет, и Степанида Платоновна Арбузова, 61 года{828}. 23 августа того же года в припадке болезненного состояния свела счеты с жизнью Анастасия Гончарова, 32 лет, крестьянка с. Панина{829}. В с. Темяшеве Лукояновского уезда Нижегородской губернии 7 февраля 1900 года во время болезненного припадка влезла в петлю крестьянка Неськина{830}.