-Люди? Не может быть.
-Так и было, поэтому я и напал на тебя. Решил, что это вы и есть,- повел плечами Мартин.
-Эх, мост был разрушен, из-за этого опоздали. Проклятье!
-Вы не виноваты. Мост нечисть разрушила, по нему-то она и перешла на этот берег. Сюда, чуть-чуть осталось,- они завернули в самую чащу. Там горел тусклый огонек, на земле были растеряны одеяла, куртки, любые тряпки на которых лежали дети, рядом сидели их родители, с красными уставшими глазами и без капли сна. Мартина встретили встревожено. Олдена дружелюбно и сразу отвели к Гарисону. Он лежал на тонкой простыне, рядом сидело три женщины, которые смачивали его лоб холодной водой. Кожа мужчины сильно обгорела, вплоть до черноты. Глаза с трудом раскрыты, красные, он почти не моргал. Тело заметно дрожало. Олден сел рядом и тихо спросил:
-Как ты?
Гарисон скосил глаза, не в силах повернуть голову.
-Олден,- его губы расплылись в слабой улыбке,- Рад тебя видеть. Я боялся, что что-то случилось.
-Случилось, на вас напали, а мня не было рядом,- хмуро ответил он.
-В этом нет твоей вины. Это я виноват, не раскусил их коварный план. Рано обрадовался. И видишь, как вышло.
-Но почему они на вас напали? И как?
Гарисон шумно втянул воздух и закашлялся.
-Из-за наследницы. Кто-то им наплел, что она скрывается у нас.
-Пропавшая принцесса? Но о ней никто не слышал уже одиннадцать лет!
-Да, но Фобос ищет ее,- Гарисон перешел на шепот,- Говорят, в ней таится сила, способная противостоять его силе.
-Но с чего они взяли, что она здесь?
-Не знаю. У нас нет детей в возрасте одиннадцати лет. И девочек мало. Но Фобосу она нужна, и боюсь, как только он ее найдет, тут же убьет.
-То есть получается, если мы найдем пропавшую наследницу, война закончится? Хватит ли ей сил выйти против брата?
-Не знаю. Но это единственный шанс. Одних наших сил не хватит. Получается, она наша единственная надежда.
Олден замолчал, задумавшись. Гарисон был прав, только пропавшая наследница сможет прекратить войну. Народ ее примет. Да и Фобоса так просто не остановить.
-Но где ее искать?
-Не знаю, друг. Никто ничего толком не знает. Она может быть где угодно, возможно ее уже нет в живых или она больна. Разное могло случиться за одиннадцать лет.
-Эх, от этого не легче.
Повисло напряженное молчание. Гарисон тяжело дышал, иногда вырывался мучительный стон и женщины меняли повязку. Олдену было трудно видеть друга таким, он не знал что сказать, не знал чем помочь. Говорить, что все будет хорошо? Или лучше не стоит?
-Я знаю, о чем ты думаешь. Ты жалеешь меня, не надо. Пообещай мне вот что: я скоро умру, я знаю, пообещай взять моих людей с собой. Одним им не выжить.
-Обещаю,- Олден протянул ему руку и тот крепко пожал ее,- Даю тебе честное слово.
Гарисон облегченно закрыл глаза, лицо его выражало спокойствие. Он был благодарен Олдену и мог не волноваться за судьбу своих людей, он верил ему, как самому себе.
Гарисон умер утром. Просто не проснулся. То же спокойное выражение лица, вид безмятежности. Думаю, он умер с легким сердцем, позаботился о своих людях, не оставил их одних, умер, выполнив свою главную миссию, как командира. Олден долго сидел у тела покойного друга. Слез не было, но в душе появилась дыра, какая-то опустошенность, чувство невозвратимой потери. Он смотрел на его закрытые глаза, обгорелую кожу и пытался вспомнить его другим, жизнерадостного красивого мужчину, стойкого и храброго, справедливого и благородного. Ему было стыдно, что он позабыл, как Гарисон выглядел до всего этого. Командира хоронил весь лагерь, женщины плакали, дети прижимались к матерям, мужчины с уважением склонили головы, все молчали. В душе все благодарили Гарисона за помощь и защиту в тяжелые времена, невозможно было представить, что делать без него. Некоторые смирились и готовы были идти с Олденом, но были и такие которые ревностно отнеслись к новому командиру, на что мужчина холодно ответил.
-Я пообещал Гарисону, что позабочусь о его людях, предоставлю им кров и пищу, возьму под защиту. А идти со мной или нет, решать лично каждому. Силой заставлять я не собираюсь, мне не нужны мятежники в лагере, все должны быть во мне уверены, все должны стать одной семьей. Единоличникам у меня не место.