Всё больше повстанцев подходило ближе к поляне, а навстречу им, подальше от всех этих подземных странностей, двигался поток беженцев. В конце концов, в лагере началась паника и неразбериха.
"Всё, пора это прекращать!" решил Нурис.
И крикнул:
— Жители, граждане Нейри! Я обращаюсь к гражданским!
Шум стал стихать, стихли разговоры и крики. Кажется, умолк даже шёпот (хотя этого наверняка и не скажешь — лигмы растущим гулом глушили тихие звуки).
— Граждане Нейри! — повторил, повыси голос, Нурис. — Говорит командир отряда. Отряда, который вас защищает. Не надо шуметь и волноваться! Здесь нет никакой опасности. Существа, населявшие шахту, уходят, покидают её. Они не представляют для нас никакой опасности. Это всего лишь слизни, подземные слизни. Они уходят прочь. Их уход нам на руку, они освобождают проход для нас. У нас есть путь к спасению. Граждане Нейри, прошу вас успокоитья и собраться в центре лагеря, у штабной палатки. Это палатка с синим флажком на флагштоке! Прошу спокойно собраться там. Я объясню вам, как именномы спасёмся от "серых" и выберемся в безопасное место.
Беженцы, постепенно, медленно, но всё же стали расходиться.
Нурис ещё раз оглядел оставшихся и только теперь заметил стоявшего среди бойцов Касси.
— Касси! — перейдя на жёсткий тон, скомандовал Нурис. — Собери командиров групп и нескольких бойцов, кто поопытней, у меня в палатке. Мне вам кое-что рассказать надо будет…
"Решились?" самым тихим шёпотом спросил его Креди.
И заговорщицки подмигнул.
Нурис его услышал. И вопрос проводника показался ему странным, неуместным и даже…
"К чему это он?" подумал Нурис. "Вроде, и так решили всё".
На сердце у него было неспокойно. План, ещё недавно казавшийся ему вполне продуманным, дерзким, но вполне осуществимым, и даже по-своему остроумным, выглядел теперь самонадеянным, нелепым, едва ли не безумным.
"Авантюра…"
Возможно, это вид беженцев, растерянных и беспомощных, породил в душе его эту внезапно пришедшую неуверенность.
Но тут же другая мысль, особенно привлекательная своей простотой и доходчивостью, пришла на помощь:
"А что остаётся?"
И в самом деле, каратели сжимают кольцо. Разведчики докладывают о появившихся над разгромленными городами гравилётах. Один удар такой штуки… Никто не спасётся, никто!
Значит, пора. Другого решения нет.
Вот только, тот ли путь выбран?
"И чего он мне подмигивает?" с неожиданным раздражением подумал Нурис. "Прямо заговорщик какой-то!"
Он и сам не мог понять, отчего его стал раздражать спасающих их проводник.
Разве только тем, что предложил план, до которого Нурис едва ли мог сам додуматься, но осуществить который и понести за это всю ответственность мог только он, командир отряда повстанцев, с толпою беженцев за спиной.
"Пора!"
Десантник снял с плеча автомат, передёрнул затвор. В глубине брошенного дома явно было какое-то движение.
Тень мелькнула в глубине комнаты.
Длинная очередь веером ушла в темноту, пули прошили стену. Отлетели куски штукатурки и белая пыль, смешанная с синеватой пороховой дымкой, повисла в воздухе.
Десантник посветил фонариком, медленно проводя лучом по полу и стенам.
Пусто. Только посредине комнаты, подрагивая коченеющими лапами, лежала сражённая очередью большая лиловая ящерица.
"Вот зараза!" мысленно выругался десантник. "Ещё патроны на тебя тратить…"
Он щёлкнул закреплённым на груди переключателем портативной рации, и доложил:
— Говорит Канхубер! Господин лейтенант, здесь чисто.
Рация что-то невнятно прошипела в ответ.
Канхубер ещё раз выругался, на этот раз вспомнив и о демонах.
Где-то рядом работали гравилёты, уничтожая крупную базу повстанцев в укреплённом горном районе.
Их плазменные установки били непрерывно, выжигая горный массив, и помехи от этих ударов выводили из строя всю электронику, в лучшем случае — напрочь перекрывали шумом и треском все каналы связи.
"Демоны эти рации придумали!" с раздражением подумал Канхубер. "То в бою из строя выйдут, то теперь…"
— Господин лейтенант, группа возвращается, — доложил Канхубер в надежде, что хоть односторонняя связь, пусть и с помехами, но сохранилась.
"Впрочем, ничего другого нам и не остаётся".
Канхубер вышле на середину улицы. Ждавшие его появление трое огнемётчиков приблизились к командиру. Один их них, крепыш Хейцер, глянул вопросительно на сержанта.
— Никого, — отрезал Канхубер. — Не изводите заряды на эти развалины, ребята.
— Так-таки и никого? — недовервчиво переспросил Хейцер.
Стоявший рядом ним капрал Огген хлопнул Хейцера по плечу.
— Невоспитанный ты человек, Хейци. И с дисциплиной не знаком. Сказал сержант: "никого"…
Этот остряк Огген мастерски научился передразнивать сержанта, имитируя резкие интонации его голоса! Канхубер давно уже мечтал как-нибудь наказать его за излишнее остроумие, да всё как-то повода не находилось.
— …значит, никого. А по кому стреляли, сержант? Жёлтая змея?
— Ящерица! — выкрикнул Канхубер. — Капрал, ты у меня когда-нибудь дошутишься! Клянусь!
Хейцер сплюнул в пыль и тронул сержанта за локоть.
— Не заводись, командир. Огген пари выиграл, вот от радости с утра всех передразнивает.
Огген нежно прижал к груди тускло блеснувшую на закатном солнце стальную трубу огнемёта и самодовольно улыбнулся. И прикоснулся перчаткой к жёлтым капральским нашивками на рукаве.
— Я полоску такого вот жёлтого металла Хейци обещал отдать.
— Если? — хмуро спросил Канхубер.
Ему уже порядком поднадоели эти постоянные пари и ставки подчинённых. Но поделать с этим сержант ничего не мог: ребята уже которую неделю не выходили из боёв с повстанцами, а в промежутках между боями их постоянно бросали то на проверки таких вот развалин, то на патрулирование, то на преследование мелких разрозненных групп повстанцев.
Нервы у всех от такой беспокойной и неустроенной жизни были до предела расшатаны, а эти постоянно заключаемые между десантниками пари, нечто вроде игры, хоть как-то снимали напряжение.
Хотя иногда заканчивалось всё это…
"Чуть на мине однажды не подорвались" вспомнил один особенно нелепый случай Канхубер.
И нахмурился.
"Ночью на спор бегали… Вокруг озера. И прямиком на минное поле забежали. Нет, иногда они как дети малые! Право слово…"
— Если стрелять сегодня ни в кого не придётся, — пояснил Огген. — И задницы кому-нибудь подпаливать…
— Я, принаться, думал, что здесь кто-то остался, — добавил Хейцер.
И показал рукой на пустые дома с чёрными, слепыми провалами окон.
Дома стояли рядами вдоль улицы: молчащие, притихшие, немые, будто смертники, выстроившиеся перед расстрелом и стремящиеся хотя бы покорным своим молчанием хоть немного продлить свою обречённую жизнь.
Казалось, они даже сжались от страха и краски их фасадов, ещё недавно яркие, мнгоцветные — стремительно блекли, будто в предсмертной бледности.
"Да нет, чепуха!" Хейцер помотал головой, словно отгоняя морок. "Это просто закат, темнеет…"
— А что, надоело стрелять? — спросил Канхубер.
— Без толку, — пояснил Хейци. — Время теряем… Мне вон моя дура написала, что ей на курсы надо идти. Дизайнер, она видите, художник в душе. Кресла свои проектирует с системой левитации, а дома сесть не на что. Я ей в прошлом сезоне перевод посылал на кресла и ванну с массажем. Ничего не купила! Куда деньги подевались — до сих пор не знаю. Тоже мне, хозяйка… Теперь, видите ли, учиться ей захотелось! А ребёнок с кем останется? Мою мамашу разве уговоришь с пацаном посидеть?