Вы можете сказать множество вещей о Мэррике Кейсе, но нельзя назвать его лицемером или лжецом. Потому что сегодня вечером он был на сто процентов честен со мной. Он, по сути, встал на вершине горы и прокричал: "Вот я, прими это или уйди."
И я решаю, что не хочу уходить.
Он внутренне сомневается. Он груб и даже, может быть, болен. Но я такая же.
Мои веки тяжелеют, наконец, закрываясь. И я засыпаю, зная, что морально была рядом с ним все эти годы.
Он - мужчина, который появится, когда все другие бросят вас. Он - мужчина, который посмотрит смерти в глаза и засмеется. Он - мужчина, который нажмет на курок, когда весь мир замрет в шоке.
Он - единственный мужчина, который может спасти меня от меня же самой.
"Когда весь мир погряз во лжи, нормально быть иррациональным. Но когда придет время, вы должны быть готовы отпустить это."
- Сидни
Я просыпаюсь первой и спускаюсь вниз. Гляжу на улицу через панорамные окна и гадаю, как два столь испорченных человека могут быть окружены такой красотой. Горы, снег и замерзшая река, разрезающая эту долину.
И я прихожу к выводу, что мы отчасти дикари. Вот почему мы принадлежим этому месту.
Кейс спускается вниз через несколько минут с аптечкой в руках. Аромат кофе пронизывает дом и зовет, словно утренний будильник.
- С добрым утром, - говорит он, протягивая руку за чашкой в шкафчике. Он наливает черный кофе, как и положено мужчине, и целует меня в голову, проходя мимо.
Я почти роняю свою собственную чашку.
- Мы можем поесть сейчас или попозже.
- А мы торопимся? - спрашиваю я, успокаивая себя, пока он садится за барную стойку и всецело сосредотачивается на мне.
- Не думаю. Ты была здесь несколько недель, и никто не приходил тебя искать.
Боже, а он язвит.
- Но мне нужно ехать, и я хочу, чтобы ты поехала со мной.
- Ладно, - говорю я, допивая кофе и подходя к раковине.
- Иди сюда, хочу взглянуть на твою руку до того, как мы отправимся.
Я делаю, как он просит, позволяя снять повязку и осмотреть мои волдыри. Он наносит мазь на лопнувшие волдыри и затем снова оборачивает руку.
- Тебе нужны какие-нибудь болеутоляющие?
- Нет, спасибо. Последнее, что мне нужно, так это еще больше препаратов.
Он натянуто улыбается в ответ и еще раз рассеянно целует меня в голову, задерживая руку в моих волосах так долго, что кажется будто это... любящий жест.
И вот насколько все это безумно? Как спустя лишь один идеальный день все могло повернуться на 180 градусов?
Потому что ты нуждаешься, Сид. Ты хочешь чьей-то привязанности и согласна даже на симпатию убийцы, который сделал с тобой все те ужасные вещи.
Снова на ум приходит стокгольмский синдром. Как я вообще оказалась в таком положении? Музыка, нежный трах, забота о моей руке... Я складываю все это у себя в голове.
При свете дня этот список выглядит иначе. Думаю, поэтому мне нравится оставаться во тьме.
Мы одеваемся в зимнюю экипировку, а затем я следую за ним к гаражу. Кейс выталкивает снегоход на улицу и указывает на сиденье перед собой, пока я наблюдаю.
- Забирайся.
Сегодня он деловой. Словно выполняет работу, а не хочет заняться со мной любовью. Но это же нормально, верно?
Он собирается отвезти тебя в лес, Сид, и убить там.
Он может это сделать. Но зачем? Я уже здесь. Никого нет в окрестностях этого дома. Он мог бы убить меня на подъездной дорожке и оставить тело здесь до самой весны. Чтобы волки меня съели. Никто бы не узнал. Никто бы не заметил.
Я сажусь на снегоход, и его грудь прижимается к моей спине. Какое-то время мы едем. Свежий снег покрыл все старые следы. И теперь перед нами лишь белый ослепительный ковер, и мне так хочется одеть солнцезащитные очки.
Когда мы, наконец, останавливаемся, я начинаю паниковать. Все это время Кейс молчал. Я осознаю, что работающий снегоход и беседа - вещи несовместимые, но в некотором роде мне было бы легче довериться ему в этой поездке хрен знает куда, если бы он разговаривал со мной. Хотя если думать логично, то зачем было болтать со мной вчера весь вечер, чтобы сегодня выбросить в лесной глуши на съедение волкам? Или чтобы дать замерзнуть до смерти?
Кейс выключает двигатель, и мгновение мы сидим в тишине.
- Готова?
Мне приходится напряженно сглотнуть.