Теперь никто, кроме него, не имеет права дотронуться до этой кожи, ласкать это тело! Теперь ее вздохи и стоны будут принадлежать только ему одному! Душа и тело этой женщины…
Он почувствовал себя так, словно у него выросли невидимые крылья и они уносят его под свод церкви, туда, где летали ангелы по нарисованному раю. Ибо сейчас он чувствовал себя словно в раю.
Святой отец начал священный обряд, но его слова не доходили до сознания Аарона, пока он не стал повторять слова клятвы.
Когда под куполом церкви затихло последнее эхо его слов, Аарон еще раз прошептал, глядя в глаза Тэлии:
— И в горе и в радости, в богатстве и в бедности. Пока смерть не разлучит нас.
Губы Тэлии повторили движения его губ, и когда священник произнес: «Аарон Труэно, теперь вы можете поцеловать свою невесту. Властью, данной мне Богом, объявляю вас мужем и женой», слезы радости заблестели в ее глазах.
То, к чему она так давно стремилась и о чем молилась, наконец свершилось!
Раздались аплодисменты и восторженные крики. Аарон с трудом оторвался от сладких губ жены — жены! он все еще не мог этому поверить! — и повел ее к выходу.
Со всех сторон на них летели лепестки роз, зерна риса и разноцветные конфетти, но ни Тэлия, ни Аарон не замечали стараний, которые прикладывала небольшая горстка приглашенных родственников, чтобы сохранить и продлить атмосферу праздника.
Только намного позднее, уже после свадебного фуршета, который состоялся в одном из ресторанов Лас-Вегаса, ему пришла в голову мысль, что среди счастливых родственников, которые провожали и поздравляли их после выхода из церкви, он не заметил свою мать.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Роберта Труэно сидела в номере отеля и сжимала кулаки в бессильной ярости и боли.
Напротив нее сидела ее сестра Линн, лицо которой выражало смешанные чувства. С одной стороны, она сочувствовала Роберте, которую так оскорбил собственный сын, с другой — ее захлестнула горечь, когда она поняла, что ей уже никогда не испытать того чувства, которое так ясно было написано на лицах Аарона и Тэлии. Это была любовь, всепоглощающая и всемогущая. Губы Линн превратились в тонкую линию. Ее время ушло, а она им не воспользовалась. Не поняла, не осознала, упустила…
Она посмотрела на сестру, которой, как поняла в этот момент, завидует, чего раньше с ней не случалось. Потому что сегодня она вдруг осознала со всей отчетливостью, что Роберте повезло. Повезло сильно, ненадолго, но все же… Ей же не досталось даже такой малости. Она знала о чувствах, которые раз и навсегда связали Роберту и ее мужа. После его смерти Роберта часто делилась мыслями о нем, вспоминала смешные или грустные моменты их жизни. Она только никогда не рассказывала о самой последней и самой грустной странице истории их любви, предпочитая не напоминать себе, что она осталась одна. Линн и не настаивала: она внимательно выслушивала все, что говорила Роберта, но не понимала ее. До сегодняшнего дня. Сегодня она наконец стала живой. Чтобы в полной мере осознать катастрофичность этого открытия. Слишком поздно…
Ей понадобилась вся сила воли, чтобы не разрыдаться от жалости к себе. Она не часто позволяла себе такую роскошь, и не позволит сейчас. Это ее крест, выбор и боль. Здесь больше нечего добавить.
— Ты видела? — горько спрашивала сестру Роберта. — Мой сын подарил женщине, расстроившей его брак с Джинни, браслет, который в точности напоминает тот, который… — она не закончила.
— Да, заметила, — спокойно сказала Линн. — Знаешь, что мне пришло сегодня в голову? Что, если Тэлия Гибсон-Труэно, — она намеренно употребила двойную фамилию, чтобы дать Роберте свыкнуться с мыслью, что у нее появилась невестка и соперница в борьбе за любовь единственного сына, — вовсе не была причиной того, что брак Аарона и Джинни не сложился?
— Что? — Лицо Роберты вытянулось. — Как ты можешь так говорить? Нет, как ты об этом можешь даже думать?
— Оказалось, что легко, — соврала Линн, вовсе не чувствуя легкости, о которой она говорила.
— Но, Линн! Ты ведь сама так раньше считала! — Роберта удивленно воззрилась на сестру.
— Небольшая поправочка. Так считала ты сама. Я просто не возражала, позволяя приписывать мне некоторые твои мысли, — поправила ее Линн.
— Может быть, — немного подумав, согласилась Роберта. — А Аарон-то хорош! Я от него такого не ожидала. Запретить мне видеться с внуком при всем при том, что он знает, как я обожаю Дэнни!
— Ты его не обожаешь, а балуешь, — снова возразила Линн. — Хорошо еще, что его отец, несмотря на то, что нечасто с ним видится, в состоянии оградить его от твоего… э-э… чересчур заботливого ухода, — вывернулась она, хотя на уме у нее было совершенно другое слово.