— Ура! — кричал впереди Карям Валитов с ручным пулеметом наперевес, а рядом с ним топал Жгутов.
Матросов легко вскочил на ноги и побежал следом, неподалеку мял снег Воробьев, чуть поодаль — Бардабаев, левее — Белов, Катышев — все ребята из Краснохолмского, все здесь!
А немцы даже не стреляли, и бойцы успели устать, пока фланкирующий огонь не взял их в клещи. Афанасьев бежал совсем рядом с Беловым, и Белов вдруг услышал: — шпок! — как тонкий хлопок или как щелчок, и комбат схватился за бедро, а потом — Белов очень все хорошо видел, как на экране крупным планом, — на добротной дубленой груди полушубка появились три дырочки и стали наполняться красным, а Афанасьев, упав на колени, стал белый-белый и что-то хотел сказать ему, но не мог, открывал только врав посиневшие губы. И Белов, неловко подхватив его отяжелевшее тело под мышки: «Товарищ комбат, товарищ комбат!» — не давал ему упасть, всей кожей чувствуя, какая он сейчас красивая мишень, и кричал-кричал: «Ребята! Комбата ранило!»
Артюхов принял командование батальоном, когда в нем не оставалось и трети бойцов, часов в девять утра все на той же окраине бора, а проклятая деревня — опорный пункт, была еще метрах в пятистах за спиралью Бруно.
— Вот и стал ты командиром батальона, Гриша, — горько сказал себе Артюхов. — Давай теперь командуй...
Они достигли кустов и залегли в снегу.
Артюхов оглядел бойцов, которые были рядом с ним.
— Красноармеец Матросов, — сказал он официально, — будете моим связным.
— Есть связным, — сказал Матросов и с сожалением посмотрел на Белова: не идти теперь им в атаку вместе, связной должен быть рядом с командиром...
Мы попали под фланкирующий огонь, — сказал Артюхов, — у них на флангах дзоты. Лейтенанта Королева, сержантов Губина, Донского и Жгутова — ко мне!
Матросов бросился выполнять приказание.
— Возьмите человек по шесть, — сказал Артюхов, — это будут ваши штурмовые группы. Вы подавите дзот слева, — обратился он к Губину, — а вы, — к Донскому, — справа.
Скользнули бойцы по снегу, исчезли за кустами.
— Их надо отвлечь — огонь! — скомандовал Артюхов.
Снова застучали автоматы, зычно прорезались голоса пулеметной роты. Немцы ответили яростным огнем.
— Огрызаются, — сказал Жгутов.
Он на всякий случай подобрал себе штурмовую группу из бойцов первой и второй рот, шесть человек — по три на каждый дзот, они сидели, готовые вскочить и поползти вперед, и в середине готовой к броску группы Матросов увидел долговязую фигуру Белова, и стало ему от этого как-то не по себе. Он первый раз испугался за друга, испугался теперь, когда не шел рядом с ним.
Они не видели деталей, что там происходило на флангах, слышали только стук пулеметов, потом взрывы гранат и крики, и опять взрывы, и увидели, как выбегает на открытое пространство Губин, машет рукой. Тогда Артюхов сказал:
— Вперед!
Матросов звонко закричал: «Вперед!»— и люди снова пошли в атаку.
Прошли они уже довольно далеко, почти добежали до колючей спирали, готовясь бросить на нее шинели, когда прямо перед ротой приподнялась марлевая завеса, скрывавшая до поры замаскированный, в четыре наката, на совесть построенный дзот, и ствол пулемета как бы зажмурился перед светом, засуетился, а потом вперился в идущую на него цепь.
Как проволоку натянули перед людьми. Одни еще бежали, надеясь, что скорость спасет их, другие падали с перебитыми ногами и получали, уже на лету, свинец в грудь; третьи, застыв в растерянности, тоже валились в снег. Не более полуминуты длился этот страшный своей неожиданностью огонь, заставший людей на снежном поле, но десятки пуль, вылетавших из тонкого ствола на белый свет, впились в тепло человеческих тел.
Не ожидая команды, к дзоту, ловко распластавшись, полз Жгутов, а за ним Катышев и еще один, в котором Матросов узнал Белова. Матросов лежал рядом с Артюховым у валуна, прикрытого снегом, в относительной безопасности. Было очень тихо, дзот молчал, а Жгутов красиво и быстро полз к нему, и когда оставалось между ними расстояние в бросок гранаты, он привстал на мгновение, замахнулся, этого мгновения было достаточно, чтобы пули нашли его грудь. Граната взорвалась в неживой уже руке, и то, что недавно еще было сильным, ловким и веселым Жгутовым, лежало теперь темным пятном в тридцати метрах от вражеского дзота. А пулемет, словно издеваясь, повел огнем у самой земли, и боец, ползший за Жгутовым, закрутился вдруг, крикнул, вскочил и упал, подрубленный.
Пулемет повернулся влево, нашел троих бойцов, замерших на снегу, не дотянулся до них, но предупреждающе провел черту перед их головами и замолчал. Дзот был на небольшом возвышении, и слева, по ровному месту, к нему было не подобраться.