Матросов видел все и, когда Белов второй раз дернулся на снегу, вскочил, вырывая чеку, понесся к дзоту, еще не обнаруженный, и швырнул гранату. Она взорвалась перед самой амбразурой, засыпав дзот снегом и мерзлой землей и никому не причинив вреда.
Матросов в ярости бросился на снег, когда очередь, прошедшая значительно правее, чем раньше, дала понять, что его нашли. И когда Белов двинулся и пулеметчик ударил в него — сделал еще перебежку и швырнул последнюю свою гранату. Она стукнулась о перекрытие дзота чуть выше бойницы, отскочила на полметра и взорвалась.
Белов, весь в крови, приподнялся на перебитых руках, по нему не били. Извиваясь, загребая снег левой, отталкиваясь целой ногой, он полз вперед, а дзот молчал. Двое бойцов, мерзнущих на левом фланге, поднялись и помчались вперед. В первом бегущем Белов узнал Валитова, за ним вскочила и рота, которую поднял Артюхов. Пулемет ударил снова по тем двоим, потом, когда они рухнули в снег, перенес огонь вглубь и уложил роту. Артюхов, раненный в руку, полулежал на снегу, в тоске думая о том, что будь у него хоть одна батальонная пушка, он бы выкатил ее и в дм выстрела разворотил бы этот проклятый дзот, безнаказанно расстреливающий его людей.
Матросов лежал совсем близко от дзота, пожалуй, даже недостижимый для его огня. Он вздохнул с облегчением, когда понял это, но увидел, как упала в снег рота, как, оставляя за собой темный след, медленно и неуклюже полз вперед Белов, беспомощный, безоружный, полз и полз. Пулемет смолк (меняют ствол, подумал Матросов). А потом, через несколько мгновений, ударил в Белова, пробив грудь, и тело запрыгало на снегу, а пулемет все бил и бил в него прямой наводкой с двадцати метров. Не до конца осознавая, вернее, не давая себе осознать, что сейчас сделает, Матросов поднялся, добежал до дзота, упал перед бойницами, чувствуя упругие толчки крови в висках.
Для тех, кто лежал в пятидесяти и ста метрах отсюда, все слилось в одно короткое мгновение, но он полежал еще чуть-чуть, прислушиваясь к себе, приподнял па руках такое послушное тело и, жалея его, изо всех сил стиснув зубы, бросил себя на амбразуру.
* * *
Они шли не разбирая дороги, прямо на дзот. Подойдя, сняли шапки и долго стояли так.
— А я здесь не бывал... — сказал Валера тихо самому себе. Удивляясь такому обстоятельству: как же так, до взрослых дет дожил, а здесь не побывал.
ВМЕСТО ЭПИЛОГА
...Мы уже были готовы отплыть и последний раз вышли на поляну, вбирая в себя весенний холодный и влажный залах леса, и низкое небо, и обелиск, и вмерзший, вцепившийся в землю дзот.
— А другие? — спросила Люда. — Что стало с ними? Комбат, он был ранен?
— Умер от ран, — сказал Виталий.
— Командир роты, — спросил Коля, — что стало с ним?
— Убит в том же бою.
— А Артюхов? Может, он жив сейчас?!
Но никто из нас не знал ответа на Людин вопрос.
Я приехал в Прибалтику, где уже много лет квартируется полк Матросова. Долго ходил по музею боевой славы, вглядывался в лица ветеранов, узнавал знакомые мне имена, записывал новые...
Я был знаком уже со многими офицерами, но на вопросы все отвечали мне одинаково: «Вам нужно познакомиться с Червяковым».
Однако Червяков был в отъезде. Дни шли, я ждал его. Наконец мы встретились. Подполковник Анатолий Николаевич Червяков, замполит полка, оказался человеком молодым, веселым и ироничным. Червяков лучше других знал историю полка, которому отдал свою жизнь, придя сюда младшим лейтенантом.
— Только если будете писать, не забудьте — подчеркните, что я не был на войне, — неожиданно сказал он. — Возрастом не вышел. Так что...
Не скоро допустил он меня до заветной своей тетради, хранившейся в сейфе рядом с важными документами. В тетради этой было записано почти все, что удалось ему узнать об истории своего полка — из книг, старых газет, архивов, от самих ветеранов.
Надо сказать, что все розыски сильно осложняются тем, что бригада вскоре после боев под Чернушками перестала существовать. 19 апреля 1943 года 91-я стрелковая бригада и четвертый батальон 74-й отдельной стрелковой бригады были преобразованы в 254-й гвардейский стрелковый полк. На основе этих двух бригад составили и 56-ю гвардейскую стрелковую дивизию; 6-й отдельный добровольческий корпус сибиряков вошел в 19-й гвардейский корпус 10-й гвардейской армии генерала М. И. Казакова.
Розысками Артюхова и его родных занимался в свое время бывший замполит полка В. Андерсон. Вот что известно о судьбе Артюхова.