– Конечно, милая.
Глэдис посмотрела на мать, которая столько значила для нее: она сделала последнюю попытку воззвать к материнской любви, которая была так нужна ей, к той любви, которая не требует платы. Но в глазах матери не прочла ничего похожего на это чувство.
– Мне жаль, мама, что я обманула твои ожидания, – печально произнесла она. – Мне жаль, что я не стала такой дочерью, о какой ты мечтала. Мне жаль, что все, столь ценное для тебя, для меня не имеет никакой цены. Но, в конце концов, я должна остаться самой собой.
И внезапно лицо матери утратило холодно-отстраненное выражение. В ее глазах появились страдание и страх потери. Софи Ньюмен поняла, что сейчас ей предоставляется единственная, последняя возможность устранить то, что им мешало остаться вместе. Ее губы дрожали, но она заставила себя гордо выпрямиться, хотя именно сейчас жертвовала своей гордостью ради правды. Она говорила от чистого сердца, но каждое слово причиняло ей острую боль.
– Я слишком любила тебя, Глэдис, – начала мать, – и потому старалась удержать подле себя, чтобы ты оставалась моей. Теперь я это понимаю. С тех пор как ты ушла, я много думала и осознала, что натворила. И все это было во имя любви. Тебе не о чем жалеть и не в чем раскаиваться. Ты дала мне много больше того, что я заслужила. – Ее лицо мучительно дернулось. – Что касается Дэйва… Все дело в том, что он отнимал у меня дочь. Я ревновала тебя, потому что ты любила его, а он дарил тебе радость, которую я не могла дать. Я не хотела видеть в нем ничего хорошего. Мне жаль. Мне страшно жаль…
К ее глазам подступили слезы, и она вынуждена была умолкнуть. Глэдис обняла мать и крепко прижалась к ней.
– Все хорошо, мама, – прошептала она, стараясь успокоить Софи. – Я знаю, к чему может привести любовь…
Разве не то же произошло у них с Дэйвом?.. Глэдис взглядом умоляла его о понимании и прощении. И, поддавшись ожиданию, висевшему в комнате, Дэйв обнял их обеих.
Примирение, наверное, далось бы им не так легко, если бы не удивительный характер Дэйва, позволивший повернуть все по-иному. Вскоре Питер уже наливал им вина, а его жена с видимым удовольствием резала запеченную баранью ножку на семь частей. Дэйв немедленно выразил ей свое восхищение: Вивьен была хорошей хозяйкой и прекрасным кулинаром. Глэдис, сказав сестре, что хотела бы видеть обеих маленьких племянниц цветочницами на свадьбе, мгновенно заслужила взгляд, полный благодарности.
Все старались как можно бережней обойтись с чувствами Софи Ньюмен, не задеть ее снова. Она по большей части молчала. Когда мать решалась что-либо сказать, это было либо попыткой исправить мнение Дэйва об ее отношении к нему, либо просьбой к Глэдис помочь ей в подготовке грядущей свадьбы, по крайней мере советом. И Дэйв, и Глэдис с удовольствием шли ей навстречу.
Они собрались уходить только через несколько часов. В первый раз за долгие годы Глэдис испытывала к матери любовь и уважение. Она поцеловала Софи Ньюмен и обняла Вивьен. Новые теплые отношения, возникшие между ними сегодня, глубоко трогали ее.
В комнате внезапно раздался звон расколотого фарфора, немедленно привлекший общее внимание. Все одновременно обернулись; в прихожую вышел Питер с тихой улыбкой на лице.
– Странная вещь, вы не поверите, – невинно проговорил он. – Эта ваза-рыба… Она только что упала и разбилась.
– Но это же подарок на свадьбу от тети Фиби! – воскликнула Вивьен.
– Боюсь, дорогая, склеить ее уже не удастся. Вивьен улыбнулась, а потом не сдержавшись захихикала:
– Мне она тоже никогда не нравилась. Через несколько секунд смеялись уже все: именно в этом радостном и светлом настроении Глэдис и Дэйв и сели в машину.
Глэдис глубоко вздохнула, повернулась к человеку в кресле водителя и обратилась к нему с безграничной верой в правоту его суждений:
– Все так и останется, Дэйв? Он ласково улыбнулся.
– Думаю, да. Даже если и нет, мы дали твоей семье возможность стать частью нашей семьи.
– Да, – задумчиво проговорила она, поглаживая его ногу. – Спасибо тебе за этот день.
Он заговорщически приподнял бровь.
– Если будешь продолжать в том же духе, я прямо на машине въеду в спальню!
– Какая роскошная мысль! – Глаза Глэдис смеялись. – Я восхищена тобой, Дэйв Флэвин.
– Взаимно, Глэдис Ньюмен.
– Значит ли это, что сегодня ночью мне не придется спать на своей стороне кровати?
– Нет. Это значит, что мне больше не нужно спать одному на своей половине кровати. Больше никогда!
… Закончилось все тем, что им понадобилось роскошное ложе целиком, чтобы отпраздновать союз, рожденный любовью, той любовью, которая была тем драгоценнее, что была утрачена и обретена вновь.
Глэдис решила, что их свадьба должна состояться в замке. Тот, который она выбрала, был построен эксцентричным миллионером в середине века, а теперь некая фирма занималась тем, что устраивала в нем торжества.
Правда, оказалось, что свадьба в замке – дорогое удовольствие, а в этом – особенно. Но Дэйв и бровью не повел, услышав о цене, и тут же выписал чек, оплачивающий все расходы. Свадьбу назначили на первый же свободный день.
Мать Глэдис помогала ей рассылать приглашения. Они вместе просмотрели гору журналов для новобрачных, выбирая фасон платья. Поскольку Шон О'Брайен собирался быть шафером Дэйва, Глэдис предложила Стефи быть главной подружкой невесты. Они быстро сблизились с живой и энергичной брюнеткой, которая относилась к Глэдис с искренней любовью и расположением.
Вивьен и Питер были чрезвычайно обрадованы, когда им предложили присоединиться к свадебной процессии в качестве второй подружки невесты и шафера. Поскольку две их маленькие дочки исполняли роль девочек-цветочниц, все торжество приобретало глубоко семейный оттенок.
Единственным, что несколько омрачило радость Глэдис в недели, предшествовавшие свадьбе, было послание от Ширли Картер. Глэдис отправила подруге длинное письмо, где рассказала обо всем, что произошло с ней и Дэйвом за это время, и пригласила ее на праздник в замке. Ответ, полученный Глэдис, стал полной для нее неожиданностью.
«Дорогая Глэдис!