Да беда еще и в том, что нет подходящего преемни-ка. Не повезло Ахмату с сыновьями. То ветреные, не-дальновидные мальчишки, вроде бесславно погибшего в прошлом году Богадур-Султана, то бесталанные пол-ководцы, вроде Шейх-Ахмеда, который и тысячей-то с трудом командует, а куда уж стотысячным войском…
А единственный, кто был бы достойным и так хо-рошо показал себя в боях, — так тот уж староват-пятьдесят скоро…
Вот он вышел из своего шатра — тоже; как и отец, встает на рассвете: Азов-Шах, которого московиты, с присущей им пренебрежительной привычкой ковер-кать чужие имена, называют по-своему: «царевич Ма-зовша». Они не раз испытали на себе силу его напора, и еще отец нынешнего великого князя московского-Василий Васильевич, еще до того, как Шемяка выко-лол ему глаза, бегал от юного Азов-Шаха до самой Мо-сквы и дальше — почти тридцать лет тому назад — ну да, в 1451-м это было… Много добычи привез тогда сын из московских земель… А вот в шахматы так и не научился играть как следует — всегда проигрывает старому Ахма'гу, а тот потом и думает; чего-то этому сыну все же недостает… И как такому трон передавать? Шутя„конечно, думает, но все же…
А вот Сафат — замечательный игрок. Жаль, что не сын…
— Селим, пригласи посла Сафата на утреннюю пар-тию шахмат, — распорядился Ахмат, и слуга отправил-ся за послом.
…Мы сыграли уже больше двадцати партий, и он выигрывает чаще… У меня еще не было такого силь-ного партнера, Я проиграл ему последние три партии подряд…
Спустя несколько минут игроки уже сидели, скло-нившись над доской.
— Мне очень нравится играть с тобой, Сафат,— сказал хан.
Сафат, привстав от доски, вежливо склонил голову.
— Спасибо, о великий хан, — от игры с тобой я ис-пытываю огромное наслаждение: ты каждый раз пока-зываешь мне, как должен играть подлинный мастер,
Польщенный Ахмат сделал ход и с удовлетворени-ем наблюдал, как глубоко задумался над ответным хо-дом Сафат.
Но хан ошибался.
Сафат думал вовсе не о ходе.
Все две недели, которые он находился в походном стане хана, Сафат непрерывно спрашивал себя, не со-вершил ли он какой-либо ошибки — уж слишком все шло гладко…
Сафат был хорошим шахматистом и мог бы сразу ответить на ход хана, но он умышленно затягивал 'вре-мя — во-первых, для того, чтобы показать, как серьез-но он относится к игре, а во-вторых, чтобы иметь воз-можность дольше и пристальнее понаблюдать за поведением хана — Сафат никак не мог поверить, что хан Ахмат ни в чем его не подозревает.
Но хан Ахмат и в самом деле ни в чем дурном Са-фата не подозревал.
Вот уж воистину — «Человек предполагает…» Ерема Селиванов был уверен, что его план, проду-манный до малейших деталей, приведет его к успеху, но совершенно неожиданное вторжение отрядов хана Менгли-Гирея в одну секунду едва не лишило его жиз-ни и тут же превратило в жалкого, бесправного и презренного татарского раба, которого сейчас угоняли в Крым„на продажу, и не было у него ни малейших шансов вырваться на свободу и, возможно, не будет еще много лег, если он эти годы вообще переживет…
Мурза Сафат был убежден, что его ждет необыкно-венно трудное задание — подумать только: ему надо попасть в ближайшее окружение могущественного владыки, с его охраной, свитой и, наконец, стотысяч-ной армией! Это казалось просто невозможным, и вдруг, все получилось с прямо-таки чудесной легко-стью!
А все началось с того, что, расставшись с друзьями в Медведевке и попрощавшись с Левашом в Синем Ло-ге два месяца назад, Сафат двинулся на юг, в Дикое поле, навстречу войску Ахмата, и на второй же день пути его конь вдруг стал хрипеть, задыхаться и к обеду пал трупом прямо на дороге.
Сафат сразу же вспомнил, что Леваш жаловался: от какой-то заразной болезни у него пало несколько де-сятков лошадей, и еще вспомнил, что, пока он беседо-вал с хозяином, слуги поили, коня гостя, и уже тогда Сафат неизвестно почему хорошо запомнил момент: вот бородатый толстый конюх ставит перед конем Са-фата берестяное ведро с водой, и Сафат еще подумал тогда мимоходом — не холодна ли вода, не заболеет ли конь…
Коня, конечно, было жалко, но потом Сафат, очень часто размышляя о превратностях судьбы, думал: а что случилось бы, если б его конь тогда не пал?
Потеря коня, к счастью, произошла совсем недале-ко от Калуги, и Сафат еще засветло успел в город до закрытия торга.
Конечно, он сразу пошел к татарским продавцам лошадей, сторговал себе хорошего коня, только успел сесть на него, как вдруг услышал за спиной веселый оклик по-татарски:
—Сафат! Ты ли это? Откуда здесь?
Это оказался его добрый приятель и, можно ска-зать, товарищ по профессии — мурза Юсуф, тоже доверенный человек хана Менгли-Гирея, часто выпол-няющий разные поручения. Но если Сафат специали-зировался на отношениях с Московией и Западом, то Юсуф поддерживал связи своего хозяина с Востоком: с Ногайскими и Тюменскими улусами.
Оказалось, что Юсуф возвращается в Бахчисарай из Казани, где выполнял какое-то поручение хана, и, таким образом, они едут в прямо в противоположные стороны. Однако старые товарищи решили на ночь глядя не продолжать путь, переночевать на ближай-шем постоялом дворе и на рассвете двинуться в доро-гу, а пока поужинать да обменяться новостями и при-дворными сплетнями.
— Когда я выезжал из Бахчисарая, — рассказывал за ужином Юсуф, — Менгли отправлял на Подолье тысяч двадцать наших воинов — думаю, они сейчас славно веселятся там! Я спросил о тебе, и хан сказал, что ото-слал тебя к московскому Ивану, чтобы ты смотрел из-под руки подальше на юг. Должен тебе заметить, в Бахчисарае очень боятся Ахмата. А в Казани я слышал, что он уже идет сюда с огромным войском. Ты сейчас в Москву?
— Нет, я оттуда. Как раз собираюсь смотреть из-под руки подальше на юг…
— И как ты собираешься это делать? Но теперь он двигался не на юг.
Рискуя загнать коня, он мчался и мчался вдоль бе-рега Оки до самого Мурома, там коня продал, пересел на скороходную ладью и через три недели после раз-говора с Юсуфом был в Казани.
…— Случайно узнав от Юсуфа, что ты здесь, я мчался день и ночь, чтобы застать тебя, — сказал Сафат.
— Ты успел вовремя, — улыбнулся Ибак, — я закон-чил свои дела и уезжаю утром.
— Тогда выслушай меня очень внимательно.
— Я всегда и всех выслушиваю очень внимательно.
— Хан Ахмат — злейший враг дома Гиреев.
— Я знаю это.
— Он злейший враг Москвы.
— Знаю.
— Сейчас он идет туда.
— И это знаю.
— Он придет к Оке и будет ждать помощи от коро-ля. Но король не придет ему на помощь.
— Вот этого я не знаю.
— Я знаю это.
В Литву поехал Медведев. Ведь неспроста же по-слал его туда великий князь… А если Медведев за что-то берется — он это делает?
— И что дальше?
— Вероятно, состоится битва между Иваном и Ах-матом. И кто-то в ней победит. Но важно совсем не это.
— А что же?
— Независимо от того, кто победит, Ахмат должен будет вернуться зимовать в свои улусы. Если он про-играет, его армия будет потрепанной и небоеспособ-ной. Если выиграет — у него будет огромный ясак от Москвы — сотни тысяч рублей за шесть лет! Но он не дойдет до Сарай-Берке. Когда хан Ахмат остановится где-нибудь на Дону, чтобы переждать особо холодное время, однажды ночью из темноты выйдет с небольшим отрядом хан Ибак. Я встречу его и проведу пря-мо в юрту самого. Ахмата. Хан Ибак на моих глазах отрежет ему голову, а я повезу известие об этом в Мо-скву и Бахчисарай. Это событие будет иметь три важ-ных последствия. Первое — Великая Золотая Орда пе-рестанет существовать и отойдет в историю. Второе: человеком, победившим ее, останется навсегда в этой истории хан Ибак, который возьмет под свою власть все ее улусы. Третье: Крым и Москва будут лучшими друзьями хана Ибака, и военные последствия такого союза сейчас даже трудно представить.