Те поворчали, но согласились, и девица отправилась.
Тут прискакал озабоченный молодой человек и стал спрашивать, не оставил ли он здесь где-нибудь важную бумагу.
Разумеется, никто никакой бумаги не видел.
Молодой человек заявил, что из-за потери этой бумаги он наверняка лишится головы и теперь ему остается только бежать куда-нибудь на край света. С этими словами он выбежал и снова умчался верхом, выполнив, таким образом, вторую часть своей миссии.
Еще через четверть часа вернулась сияющая девица, раздала всем по золотому и отправилась домой.
В полночь в кабачок пришел человек гетмана Ход-кевича и подробнейшим образом расспросил все, что было кому известно об этой бумаге.
Показания ему давали все присутствующие, и в этот момент в кабачке не было ни одного члена тайного Братства.
Человек Ходкевича счел все полученные им сведения абсолютно правдоподобными и уже в два часа ночи доложил обо всем лично гетману.
В пять часов утра в кабачок явилась целая группа знатных особ, которых никто здесь никогда не видывал.
Гетман Ходкевич лично допросил вора, кабатчика, кабатчицу и нескольких едва протрезвевших пьяниц, которые были свидетелями происшедших вечером событий.
К этому времени гетман велел провести сравнение почерков в бумаге с почерками документов, хранящихся в канцелярии, и уже получил точный и недвусмысленный ответ — бумага из кабачка написана рукой князя Михаила Олельковича.
Ему уже было известно также, что князья Вельский, Ольшанский и Олелькович все вместе находятся в Кобрине и готовятся к свадьбе, на которую приглашен король.
Ему стало известно, что в Копыле, Ольшанах и в замке Горваль сосредоточены большие военные силы.
Ходкевич, конечно же, не забыл прошлогодних событий, когда родной брат Федора князь Семен Бельский доносил о заговоре с целью убийства короля на охоте и передачи короны Олельковичу.
В десять часов утра, на следующий день после вынесения Радой тайного Братства своего решения, мар-шалок дворный гетман Ходкевич уже находился в Троцком замке и просил срочной аудиенции короля по делу чрезвычайной державной важности.
У него не было ни малейших сомнений в том, что заговор князей вступил в последнюю стадию, жизни короля угрожает смертельная опасность, а Великое Литовское княжество стоит на краю гибели…
Король принял его немедленно.
…— Ваше величество, — тихо сказал королю первый канцлер, воевода виленский, пан Олехно Судимонто-вич, — позвольте напомнить, что сегодня истекает последний срок, данный вами посланцу хана Ахмата. Он ждет и очень нервничает.
— Я непременно приму его сегодня, но позже.
Король подумал немного и спросил:
— Пан маршалок, пан староста, каково ваше мне
ние по поводу вчерашнего посольства от господаря
молдавского короля Стефана?
Воевода Троцкий, маршалок земский пан Богдан Андреевич и староста земли жмудской пан Ян Кезгай-лович переглянулись.
— Ваше величество, — осторожно начал марша
лок, — мне кажется, что его сообщение о готовящемся
нападении турок на наши южные земли, мягко говоря,
не соответствует действительности. Всего два месяца
назад на наши южные окраинные земли напала банда
крымского хана Менгли-Гирея…
— Менгли-Гирей напал на нас по наущению Москвы! — перебил король.
— Совершенно верно, ваше величество, но мы не можем забывать о том, что Менгли-Гирей является пленником Стамбула и без разрешения султана он никогда бы не предпринял такого похода. Мне представляется мало правдоподобным, чтобы после Менгли-Гирея туда пришло еще и турецкое войско. Это лишено смысла.
— Позвольте мне добавить несколько слов, ваше ве
личество, — вмешался Ян Кезгайлович и, после того
как король благосклонно кивнул, продолжал: — Я об
судил предостережение господаря Стефана с несколь
кими членами Литовской Рады, и мы все пришли к
единому мнению. Из неофициальных источников нам
известно, что Стефан готовится выдать свою дочь Еле
ну за сына Ивана московского. Супруга господаря Сте
фана — родная сестра хорошо известного вам князя
слуцкого Михаила Олельковича. Все они горячо сим
патизируют Москве. Мы думаем, ваше величество, что
это предупреждение сделано либо по прямой просьбе
Ивана московского, либо из желания ему услужить.
Оно показывает страх Москвы перед Ахматом и на
правлено лишь на то, чтобы вы, ваше величество, не
послали наши войска на помощь ордынцам.