Голдин заерзал, ощущая на себе недобрые взгляды:
— Итак, никто из вас ничего не хочет добавить?
— Никто, как видите, — сказал Челли. — Извините, у нас был тяжелый день. На сон осталось не больше шести часов. Если у вас больше нет вопросов, я отпущу людей. Ведь им, в отличие от вас, и завтра предстоит серьезная работа.
Голдин кивнул.
Челли встал:
— Все, кроме доктора, свободны. Доктор, вы дежурите.
Зайдя в свой блок, я первым делом поднял переборку, чтобы выяснить у нашего Пуаро причину его настырности.
Грег сидел на своей койке и болтал, как ни в чем не бывало, ногами. Поразительно! Только что этот человек доводил до слез прелестную брюнетку, до белого каления Челли, мешал людям отдыхать, но сейчас явно не ощущал никакого дискомфорта!
— Ты можешь мне объяснить, почему целый день пристаешь к этим людям? Неужели тебе действительно что-нибудь не ясно?
— Ну, во-первых, не целый день, а только несколько часов. А во-вторых, все это слишком… неестественно, Дон, разве ты не чувствуешь? Все слишком… надуманно, слишком много совпадений!
— По-моему, ты придираешься. Что тебе не нравится?
Голдин не спеша достал пилочку для ногтей и повертел ею у себя перед носом.
— Мне не нравится, например, как эта Гайданович отказалась только что ментоскопироваться.
— Но ведь они со Штрайхом… Ты же слышал, они собирались пожениться! У нее погиб близкий человек!
— Тем более ее поведение подозрительно. Она сейчас сама должна стремиться убрать все неясности.
Тут уж я не выдержал! Надо сказать, к этому времени я был здорово разозлен. И немудрено: Голдин мог разозлить кого угодно! Все в нем было мне в этот момент противно: и намечающаяся плешь, и угреватый нос над мерзкими маленькими усиками, и узкие глазки, которые то и дело неплотно прикрывались морщинистыми веками. Весь он был какой-то сальный, неопрятный… Липкий! Вот слово, которое его наилучшим образом характеризовало! Наверное, у него потеют ладони, подумал я с отвращением и попытался вспомнить наше первое и единственное рукопожатие, но ничего особенного не вспомнил. И все-таки Голдин был мерзкий, наглый, только притворяющийся стеснительным липучий хам! Пристал к деликатным людям, у которых и горе, и аврал, которые его и отшить как подобает не умеют, и пьет из них кровь! Пиявка!
— А я считаю, ты все-таки придираешься! — шепотом закричал я. — Выискиваешь несуществующие зацепки!
— Нет, уверяю тебя! Суди сам. Человек выходит в космокостюме с запасом воздуха всего на 35 минут…
— Может, у него дел-то было на 10 минут: добежать до ПС, например, и обратно!
— И тут за эти 10 минут как раз и случается обвал. Очень удачно!
Вот зануда! Воистину, заставь дурака Богу молиться… Интересно, чего он добивается: хочет выслужиться перед СГБ или еще чего?
— Ты сам видишь, какая тут сейсмообстановка…
— Ладно, предположим, на исходе десятой минуты он попадает в обвал. И лежит под грудой камней еще почти полчаса.
— Да, лежит почти полчаса. Что тебя смущает?
— А почему он не подает сигнал тревоги на Базу?
— Как это не подает? Подает. Только База его не слышит. Мозаичное прохождение радиоволн.
— Очень странная мозаика…
— Нет, ты скажи, чего ты пристал к ним? — снова возмутился я. — Ведь каждому ясно, что все так и было. Вышел Штрайх, а тут как раз и началось планетотрясение — ты ведь проверил по записям Сержа, все совпадает. К несчастью, Штрайх попал под обвал. Чего же ты людей мучаешь? Они тебе правду говорят, а ты все ловишь: где вы были, а где вы… Не пора ли заканчивать эту дурацкую викторину?
Грег слушал меня, по-моему, не очень внимательно. Похоже, его куда больше занимали собственные ногти, которые он аккуратно подпиливал, придавая им какую-то совершенно необыкновенную форму. Мне пришлось повторить последний вопрос.
— Не пора ли? — переспросил он. — Нет, Дон, пока еще не пора. Ты ведь слышал, что в зоне Базы прохождение радиоволн из всех точек к Куполу одинаково.
— Ну, слышал, — вынужден был повторить я, — причем тут это?
— Даже если предположить, что Штрайх почему-то не включил свой СК-маяк, это сделал потом Челли с пульта дежурного по Станции. А до 9 утра СК все равно не работал. Почему?
— Я тебе в который раз повторяю: мо-за-ич-ное про-хож-де-ние!
— А я тебе в который раз отвечаю: странная, очень странная мозаика! Ведь через 15 минут — около половины восьмого — по словам того же Челли, с ним связывался Чивилис от разрушенной оранжереи! Находясь в Ангаре, их переговоры слышали Ферран и Кушнир! Так почему же Купол и Ангар слышали Чивилиса, но не слышали в то же время СК-маяк Штрайха? Ты можешь мне объяснить?