Голдин пододвинулся ко мне и тихо сказал:
— Мне нужно с тобой посоветоваться. Эта история очень запутана. У меня есть одна гипотеза. Дурацкая. Или невероятная. Или верная… Но я могу случайно обидеть человека… Человека невиновного…
— Только обидеть? А если ты окажешься прав?
— Мне трудно представить себе даже сотую долю последствий… но выйти отсюда, думаю, мы сумеем.
— Тогда решай сам, что важнее. Спасти людей или никого не обижать и сидеть здесь до окончания веков.
— Но… Дон… Ты не понимаешь, о чем идет речь… Если я прав, мы, скорее всего, выйдем, но можно вызвать к жизни такие силы…
Я развел руками:
— Могу только повторить: решай сам.
Голдин немного помялся, потом тяжко вздохнул и заявил:
— Честно говоря, я уже решил… Но мне нужна поддержка… Ты бы не мог…
— Конечно, Грег. Что я должен делать?
— Идем со мной.
Он поднялся и подошел к Кантоне. Присел рядом. Я уселся напротив.
— Извините, — сказал Голдин. — Если можно, я бы хотел задать вам несколько вопросов.
Кантона пожал плечами и ничего не ответил.
— Я не собираюсь спрашивать вас о шлеме…
— Разумеется, это обычная провокация.
— Ну-у… не совсем уж и обычная, на мой взгляд. Но я сейчас не об этом. Я хотел спросить, как ваша рана?
Рене удивленно поднял брови:
— Вы об этой старой ране? — Он показал на свой шрам.
— Да, именно.
— Спасибо, пока не беспокоит. Назначения Олега помогли.
— А вы не могли бы подробнее рассказать, как ее получили?
Кантона остро взглянул на меня. И только теперь я впервые почувствовал то, о чем потом говорили и Олег, и Хорхе. В верхней части моего затылка мгновенно возникла острая боль, сопровождаемая чувством опустошения… Впрочем, через несколько секунд она утихла.
— Я не понимаю цели ваших расспросов… Эта рана была получена двенадцать лет назад при неудачной посадке… Простите, но мне не хочется вспоминать этот эпизод.
— Видите ли… Я говорил, что мы с вами почти год назад встречались… На Ариксе-1…
— Увы, я не могу этого вспомнить.
— Очень жаль. Потому что вы выиграли у меня в шахматы.
Кантона снова пожал плечами. Я нашел последнее замечание Грега по меньшей мере странным. Но уже через минуту все разъяснилось.
Или еще больше запуталось…
— Мы с вами играли на Ариксе-1 в шахматы. Вы этого не помните, — продолжал Голдин. — Вы, видимо, не помните также, какая была погода. А между тем, было очень жарко.
— Ну и что? — поднял голову Кантона.
— А то, что играли мы с вами на пляже. Загорая. И готов держать пари, что год назад этого шрама у вас не было!
— Ну, хорошо. Предположим, я не хочу говорить об этом шраме.
— Почему?
— По личным причинам. К шлему это не имеет отношения.
— Ладно… Вы говорили, что три дня лежали с сердечным приступом на своем корабле перед тем, как прибыли сюда.
— Говорил. Это правда. Доктор Сергеев подтвердит вам, что мое сердце было в очень плохом состоянии.
— И вы продолжаете утверждать, что эти три дня ни с кем на Земле не связывались, ни с кем не общались?
— Это тоже имеет значение?
— Да.
Кантона подумал.
— Нет, насколько я помню, ни с кем. Мне было очень плохо.
— Тогда ответьте, пожалуйста, как вы узнали о том, что в наши планы входит развернуть на Тефисе музейную экспозицию? Нам эта мысль пришла в голову меньше чем за сутки до отлета. Вы никак не могли бы узнать о ней, не связываясь за эти три дня с Землей. А между тем, первая же ваша фраза была именно об этой экспозиции, помните?
Кантона молчал.
— Олег сказал, что у вас в очень плохом состоянии нервная система. Вы живете на грани срыва. Что угнетает вас? Что заставило появиться здесь? Вы должны рассказать нам все.
Кантона по-прежнему молчал, опустив голову.
— Хорошо, — наконец сказал Голдин. — Я помогу вам. Я задам вам еще только один вопрос. Возможно, он покажется вам странным. Тогда забудьте о нем. Но если я угадал, сдайтесь. Поделитесь с нами своей тревогой. Я не сомневаюсь, что вы можете помочь нам. А мы постараемся помочь вам. Так вот…
Грег сделал длинную паузу, словно собираясь с духом.
— Так вот, — повторил Голдин. — Мой вопрос звучит так: как вы считаете, будут ли когда-нибудь возможны путешествия во времени?