Когда я дошёл до этого места в Хрониках, то спросил у Урсиллы, вернулся ли потом кто–либо из них. Не знаю, почему это показалось мне важным, если не считать того, что я попробовал представить, как будто это я сам выслан из Арвона и скитаюсь по чуждому миру.
— Немногие, — она была немногословна. — Очень немногие. Теперь это не имеет значения, Кетан. Да это и не должно тебя волновать. Радуйся, что ты рождён в это время и в этом месте.
Её голос всегда звучал резко, словно она то и дело ожидала от меня непослушания или провинности. Часто, читая, я отрывал от пергаментов глаза и встречал её взгляд, заставлявший меня вспомнить все мои истинные или мнимые прегрешения. Хотелось куда–нибудь спрятаться, хотя бы забраться под стол.
По достижении определённого возраста мне полагалось перебраться в Башню Молодости и там начать учиться искусству воина, хотя вот уже много лет в Арвоне не было никаких войн, за исключением набегов — время от времени дикие люди с холмов нападали на нас. В ночь перед этим событием Урсилла и Леди Героиз привели меня в спальню Урсиллы, если её так можно было назвать.
Здесь я оказался в окружении стен из простого камня с потускневшими от времени знаками и рунами, которые, несмотря на всю учёбу, были мне непонятны. Посередине комнаты, на полу, лежал камень, низкий и длинный, словно ложе, на котором вполне мог поместиться человек. В изголовье и в ногах его стояли толстые свечи — по одной в каждом углу — в высоких серебряных подсвечниках, таких древних, что нельзя было сказать, сколько им веков.
Под потолком висел шар, от которого исходило серебристое сияние, сравнимое разве что со светом луны. Шар держался в воздухе сам собой, его не поддерживали какие–либо цепи. Под ним на полу была нарисована пятиконечная звезда. Она светилась так ярко, что слепила глаза.
На концах лучей звезды также стояли подсвечники. Свечи доходили до уровня плеч Урсиллы и были выше моей головы, красные у изголовья и в ногах ложа, на лучах звезды — жёлтые. В углу комнаты я заметил жаровни, отлитые из такого же серебра, что и подсвечники. Над ними подымался пахучий дым, уходивший под потолок и образовывавший там облако–пелену.
Урсилла сняла своё обычное платье грязно–серого цвета и чепец. Она стояла с оголёнными по плечи руками, распущенные тёмный волосы, подёрнутые сединой, ниспадали на голубую рубаху, словно притягивавшую к себе свечение серебристой луны над головой — ткань вскоре обрела тот же серебристый оттенок.
На груди Мудрой Женщины висело серебряное украшение с лунным камнем молочного цвета, по форме напоминавшим полную луну.
Моя мать тоже была одета просто, хотя всегда предпочитала носить дорогие платья, расшитые каменьями. В отличие от Урсиллы, она не сняла одежды, а пришла в обычном платье — оранжевом, цвета пламени.
Её расплетённые волосы укрывали плечи словно темный плащ. Украшением служил овал, изготовленный из меди, без каких–либо камней.
Она ввела меня в комнату, встала у края звезды и крепко вцепилась мне в плечи, словно опасаясь, что я могу убежать. Я был так потрясён увиденным, что даже не задумывался, какая роль во всём этом может быть отведена мне.
Урсилла обогнула камень, ткнула пальцем в каждую из свечей — в ответ они загорелись. Осталась незажжённой лишь одна свеча, стоявшая передо мной и моей матерью.
Меня подтолкнули вперёд. Я дошёл до каменного ложа и лёг на него. И вдруг почувствовал, что не могу пошевелить ни ногой, ни рукой. Но я ничего не боялся.
Вспыхнула последняя свеча звезды. Потом Урсилла начала зажигать свечи в изголовье и в итогах. Светло–серое облако дыма стало медленно опускаться сверху. Глаза слипались. Словно издали я услышал голос, напевавший что–то. Слов я разобрать уже не мог и быстро погрузился в сон.
Проснулся я рано утром и в собственной постели. Я не помнил, чтобы мне снились сны. Однако что–то в памяти осталось. Я понял, что мне опять ничего не объяснят. Это была тайна, о которой лучше не говорить.
В те дни командир стражи Кадок, мой дядя Лорд Эрах и основная часть сил Главной Башни отправились к Главе Красных Плащей с дарами Урожая — вином и зерном. Так что в то утро за мной пришёл Пергвин, которого я видел довольно–таки часто, — он был верховым, сопровождавшим экипаж Леди Элдрис, когда той нужно было выехать за пределы Главной Башни.
Средних лет, неразговорчивый и несколько угрюмый, среди своих товарищей он пользовался заслуженным уважением, поскольку в совершенстве владел мечом и был отличным наездником. Пергвин, казалось, не собирался выдвигаться на службе у Эраха и довольствовался той жизнью, которую вёл. С ним я держался настороже, потому что знал, что мне предстоит перебраться в Башню Молодости, а там я окажусь в подчинении у моего кузена Могхуса. А так как Пергвин относился к подданным Леди Элдрис, он, наверное, должен будет принять сторону моего мучителя.