Если что-то мне и оставалось, то только пожать плечами.
— Понимаю, чего ж тут не понять! С такими друзьями, как ты, Фил, врагов не надо. Но, признайся, кое-что мне все-таки удалось, теперь безызвестными ваши планы превращения общества…
Феликс недослушал, засмеялся:
— Все, как было, Серега, так и будет, дело замнут! Котовым, они нынче правят бал, это на руку.
Я смотрел ему в глаза:
— Ну да, ворон ворону!.. Не забудь сказать: ничего личного, всегда ведь любил тупые американские фильмы. Знаешь, мне кажется, было бы лучше, если бы ты остался дипломатом…
Феликс грустно улыбнулся:
— Сам об этом часто думаю, только сейчас, Дэн, мы говорим о тебе. Ты ведь не станешь отрицать, я в ногах валялся, просил тебя не вмешиваться? Предупреждал, есть ситуации, не оставляющие человеку выбора, в одну из таких мясорубок мы с тобой и угодили.
Черты его лица исказила болезненная гримаса, как если бы он готов был заплакать. Впрочем, недостатка в иллюзиях я никогда не испытывал. Из кармана плаща показалась рука в перчатке.
— Поверь, Дэн, мне будет очень тебя не хватать!
20
Чудо, как бывает красив над морем закат. С палубы авианосца он видится иначе, чем из окна московской квартиры. Как и вся жизнь. На потемневшем к ночи небе крыльями фламинго раскинулись облака. Солнце зашло, но полоска на горизонте еще отливала червонным золотом. Свет по-южному ярких звезд манил в иные миры. Зажатая в колках вечности струной, отзывалась на прикосновения памяти душа.
Как же горек и тревожен дым отечества, думал Аристарх, любуясь игрой оттенков розового на сером, как причудливы и хрупки миражи наших надежд! А без них русскому человеку пусто, наваливается тоска. Вот и Дэн, бесшабашный, в сущности, малый, придышался, видно, к миазмам отечества, не смог уехать из России, переступить через себя. Что ни говори, а есть наслаждение в прогулках по краю бездны. А может, не захотел покинуть карнавал. Где еще покривляешься всласть в толпе себе подобных? Звенят на дурацких колпаках бубенчики, пляшут под эту музыку юродивые и никому нет дела, что уже срублены деревья, из которых сделают им гробы. Что ж, это его выбор, его судьба! Или наша, или на всех она одна?..
Из потаенных глубин всплыла огромная оранжевая луна. Море лежало тихое, лизало преданным псом борт. Губы Аристарха беззвучно шевелились:
— Господи всемогущий, как же нужна нам милость Твоя!..