Комментариев не последовало. Для этого у них в министерстве есть пресс-атташе по связям с отбившейся от рук общественностью. Завтра позвоню, и он мне скажет, что по этому поводу думает руководство. Но на этот раз, естественно в качестве одолжения, Ню сообщила мне свое мнение лично:
— Нет, Денников, это не поможет! Мы в очередной раз пойдем по кругу, а я устала. Выдумывать можно, а иногда даже нужно… — губки ее едва заметно дрогнули, — но только не собственную жизнь!
А что, звучит красиво, правда, отдает приговором! Как если бы высокий суд не нашел аргументов в пользу подсудимого. Пусть вопрос и не был задан, прежде чем на него ответить, я задумался. Это всегда производит на присяжных хорошее впечатление.
— Нет, госпожа судья, тут вы неправы: выдумывать не только можно, но чаще всего приходится, и именно себе, и именно свою жизнь! Природа, ваша честь, не терпит пустоты. В любом случае, пользуясь этой трибуной, я хотел бы выразить вам свою благодарность. Вы могли сказать: ничего тебя, Денников, в будущем не ждет, — а не сказали. Заметить, мол, ничего-то ты, Денников, не понял, — а удержались. И наконец, пригвоздить меня к позорному столбу: я, Денников, всегда знала, что это должно с тобой случиться! Но нет, вы были ко мне добры!..
Казалось, Ню на краткое мгновение потерялась, но тут же снова овладела собой.
— Все играешь в слова? Ну-ну! Я так никогда не говорила.
— Но думала, Нюсь, думала! Сознайся, и тебе, как уверял Достоевский, сразу станет легче!
Сказал не по злобе, а по инерции, или, что то же самое, в силу привычки. Раскопки в семейных развалинах не входили в мои планы. В музеях в основном выставлены черепки, ничего цельного откопать не удается.
Нюська поднялась на свои стройные ножки с явным намерением уйти. В чертах ее лица проступило что-то болезненное, выражение глаз стало далеким, как Гималаи, и холодными, как их заснеженные вершины.
— Боюсь, Денников, тебе с твоей извращенной фантазией уже действительно ничего не поможет! Запущенный случай. Постарайся вести себя тихо и не говорить с людьми, меньше шансов угодить в психушку.
И, переступая порог родного дома, пробормотала: лу-уз кэннон. По крайней мере, мне так показалось. Видно, занимается с преподавателем, произношение явно улучшилось. Хотел сделать ей приятное и об этом сообщить, но дверь шваркнула перед носом пистолетным выстрелом. Не успел. Может, оно и к лучшему.
Спать хотелось зверски, но заставил себя встать под душ. Настроение было ни к черту! Скажи, кто твой друг, думал я, подставляя лицо теплым струям, и тебе определят твою цену в долларах. Нюська и Фил принадлежат к сливкам общества, значит, и я чего-то в его глазах стою. Девятьсот девяносто девять россиян из тысячи наверняка мне позавидуют. Позавидовал бы, наверное, и тысячный, только по природе своей он независтлив. Тогда, спрашивается, отчего так погано на душе? Почему, просыпаясь по ночам от тоски, лежишь, недоумевая: как так опять случилось, что тебя угораздило родиться человеком?
Вытерся насухо. Нюськина рюмка в гостиной стояла нетронутой, не пропадать же добру. Потушил по всей квартире свет и, шатаясь от усталости, добрался до спальни. Рухнул в кровать в предвкушении, что избавлюсь наконец от приставучего, липкого мира, но не тут-то было. Нанизанные на мысли образы будто только того и ждали, потянулись через голову лентой, изводили навязчивостью, томили. Мне почему-то надо было знать, зачем пришел я в этот мир, но задать вопрос не получалось, и я мучительно подбирал слова. Жарко было невмоготу, я метался, стараясь скинуть давившее к земле одеяло. Морок навязчивого кошмара душил… как вдруг почувствовал, что вроде бы я не один. И не во Вселенной, что куда еще ни шло, в постели…
Открыл осторожно глаза… женщина! Прижалась ко мне обнаженным телом, положив руку на грудь. Во дела! Врать не стану, пробуждение не из худших, но многие меня поймут: хотелось знать подробности. Любопытство — черта предосудительная, однако встречаются в жизни ситуации, когда противостоять ему нет возможности. Отстранившись, я повернул медленно голову… Синтия улыбалась. Приподнявшись на локте, приложила к губам палец и едва слышно прошептала: светает, пора!
Я понял ее с полуслова. Пора, оно во все времена пора! Притянул ее к себе, но женщина с беззвучным смешком вырвалась и соскользнула с ложа. В полнейшем недоумении я смотрел, как Синти накидывает на точеное тело тунику. Ее «пора» явно не совпадало с моим, но тогда зачем было обещать?
Заметив на моем лице следы недоумения, она наклонилась и поцеловала меня в губы.
— Ты хороший любовник, Дэн! Днем увидимся…