В поисках сигарет похлопал себя по карманам. Незнакомец молча протянул мне пачку. Прикурил от зажигалки сам и, поведя головой в сторону мусорного бака, хмыкнул:
— Думаешь, поможет?
Не слишком интересуясь моим ответом, поднялся на ноги и направился к контейнеру. Только тут я смог его рассмотреть. Где-то моего роста, сухощавый, он был одет в великоватый оранжевый комбинезон, державшийся на голом теле благодаря широким лямкам. Лицо худое, загорелое, с орлиным носом и глубоко посаженными глазами. Ничего вроде бы особенного, но было в его внешности нечто нарушавшее привычную гармонию. Бывает так, все вроде бы у человека на месте, а в сочетании режет глаз, а то и раздражает. Манеры неспешные, если не сказать вальяжные, голос подчеркнуто спокойный… Волосы, понял я, рыжие, изрядно подернутые сединой. Цвета эти — антагонисты, ювелиры избегают комбинировать золото с серебром. Глядя на мусорщика, так и хотелось сказать: слышь, парень, ты бы выбрал что-нибудь одно!
Тот между тем пристально вглядывался в фотографии. Обернулся.
— Красивая женщина! Тебя, случаем, не Герасимом зовут: собачонку-то зачем? — с непонятной улыбкой, которую при желании можно было принять за сочувственную, продолжал: — Впрочем, понимаю!..
Не склонный обсуждать собственные чувства с первым встречным, я пожал плечами. Не переношу, когда мне лезут в душу, тем более с сапогами. Одно дело угостить человека сигаретой и совсем другое — проводить раскопки в его прошлом. Мусорщик тем временем потушил окурок о подошву тяжелого рабочего ботинка и бросил его в чрево мусоровоза. Я был ему благодарен, что не в контейнер, это меня бы покоробило. Вернулся, лениво передвигая длинные ноги, к лавке и как бы в продолжение разговора заметил:
— Сделай одолжение, не говори, что ты единственный зритель комедии собственной жизни! Мы все талдычим об одном и том же, от этого устаешь. И что хотел бы в полной мере ощутить быстротечные «здесь и сейчас», тоже не надо! Такое чудесное утро, не стоит бередить покой души пустыми словами. Станет душно, нечем дышать, тогда можно и о конфликте с человечеством, и о стране нашей несчастливой…
Я смотрел на него озадаченно. На умалишенного мужик не походил, а если судить по взгляду внимательных серых глаз, то был, пожалуй, еще и чересчур нормальным.
— Да-да! — подтвердил он кивком. — Это только кажется, что люди разные, на самом деле похожи друг на друга до отвращения. Тешат себя стандартным набором надежд, одинаково обманываются и спорят до хрипоты, утверждая в этом мире собственное я… — повел по сторонам тонким носом, нахмурил бровь. — Скажи, тебя не преследует гнилостный аромат разложения?
Я пожал плечами. Странный вопрос для мусорщика.
— По-моему, это только естественно, когда сидишь с видом на помойку!
Он недовольно скривился, как если бы я ляпнул глупость.
— Ты или не понял, или не захотел понять, я о другом! Сладковатый до тошноты запах исходит от родины, его разносит по душам жажда денег. Прогнило все, вот отблеск слизи люди и принимают за гламур…
Я невольно отодвинулся. Шести утра по моим расчетам еще не было, а его уже несло по кочкам от психологии к политике и обратно.
— Послушайте, оставьте меня в покое! Мне эти ваши рассуждения до лампочки, я живу своей жизнью.
— Вот и я о том же! — хмыкнул он, не скрывая иронии. Спросил, как если бы между делом: — На бильярде играешь? Вот и нас, как шары, каждого загнали в свою лузу! Меня всегда интересовало, как должен чувствовать себя человек, живя в эпоху разложения общества, теперь я это знаю точно. На собственной шкуре. Читал «Петербург» Белого? К Бугаеву можно относиться по-разному, я лично его прозу не люблю, но дух упадничества передать он смог. Город, а теперь и страна, обречены на гибель, близостью ее определяется их щемящая, в вуали неземной печали красота. — Задумался, прищелкнув пальцами, в поисках сравнения. — Это… это все равно что любить умирающую от чахотки прекрасную женщину! Дни ее сочтены, но ощущение неминуемой утраты придает проведенному с ней времени горькую прелесть. Те, кто еще способен думать, не могут этого не чувствовать. Левушка Гумилев писал, этнос живет тысячу лет, так что мы, русские, если взять за точку отсчета то же крещение, перебираем…
Я взирал на мусорщика едва ли не с открытым ртом. Ночью почти не спал, мысли путались. Что ему на это сказать, да и надо ли говорить? Видя мою растерянность, он дружеским жестом положил мне руку на плечо и со смешком заметил:
— Знаешь, со временем, по-видимому, я стал таким парнем, с которыми мать не разрешала мне водиться! Жесть, да? Про страну и про всех нас, только…