Подошел к длинному заседательскому столу и взял лежавшую на нем папку.
— А теперь извините, меня ждут! — Направился стремительной походкой к двери. — Знающие люди говорят: надо быстрее идти к цели, чтобы успеть вернуться обратно…
Я поневоле должен был за ним последовать. Увлекая меня за собой, Эдуард Владимирович вышел в приемную и уже там пожал мне руку.
— Рад, что мы договорились! О решении своем не пожалеете, а еще будете благодарить. В ближайшее время с вам свяжутся.
И, задержавшись на секунду, дал секретарше указание:
— Вызовите дежурную машину, не тащиться же нашему гостю по жаре!
Все про меня знал, гад, даже то, что я явился на встречу пешком. Но пользоваться машиной отказался.
10
Из монументального дома без вывески я вышел в глубокой задумчивости. Завернул за угол и побрел тихим переулком куда глаза глядят. Мимо тянувшегося по его сторонам квартала, производившего впечатление запущенности, к затянутому зеленой строительной сеткой зданию. Здание это, предназначенное для капитального ремонта, видел еще из кабинета Котова. Шел, глядя себе под ноги, подальше от оживленных улиц центра города. Было о чем подумать!
Получалось, что Анька права: достаточно сделать один неверный шаг, и он потянет за собой вереницу событий, способных испоганить твою жизнь. Не успеешь и глазом моргнуть, как понесет по кочкам так, что костей не соберешь. И шаг этот, судя по всему, я сделал, но последствия его в полной мере оценить не мог. Если то, что Котов назвал договоренностью, виделось мне расплывчато, то фигура Феликса обрела новые черты. Говорят, муж и жена — одна сатана, хотя, прожив вместе долгие годы, многие имеют друг о друге весьма смутные представления. О друзьях этого, конечно, не скажешь, только и нас с Филом многое объединяло. Я знал его едва ли не всю сознательную жизнь, а выходило, что не знаю совсем. Достаточно было ему выпасть на время из сферы моего внимания, как… Что — как? Да ничего! Разве он обязан согласовывать со мной свою жизнь? Если это меня обижает, то на обиженных, говорили в детстве, воду возят. Всячески нас с Нюськой поддерживал, а в трудный момент пригрел на своей широкой, покрывшейся жирком груди. Кем был бы я без него? Журналистишкой на подхвате, актеришкой без ангажемента в театре российского абсурда? Не мне его критиковать, не мне осуждать…
Но как ни был я занят своими мыслями, не мог не заметить, что в пропитанном автомобильным выхлопом воздухе повисла напряженность. Жара и не думала спадать, однако все вокруг, как бывает перед грозой, притихло, и только пульс в висках отдавался глухими ударами. Остановился в тени развесистого дерева, достал сигареты.
Тысячу раз прав Феликс, что никогда и никому ничего не рассказывает! Чем бы кто ни занимался, о делах лучше помалкивать, целее будешь. Американцы не дураки, как кого ни спросишь, ответ один: файн! И улыбка в тридцать два зуба, пусть зачастую вставных. Меньше надо говорить с людьми, если хочешь сохранить иллюзию осмысленности мира. Особенно с детьми. Не стоит отравлять светлые души сомнениями, очень скоро у них заведутся собственные. Да и опасное это дело, от ребенка, как в сказке о голом короле, можно узнать о своей персоне такое, с чем потом придется жизнь доживать. И ведь не подашь на малыша в суд за оскорбление человеческого достоинства, хотя бы за неимением последнего.
Котов к разряду детей не принадлежал, но и от него я узнал о себе нечто новое. Раздувал ноздри, хорохорился, а оказалось, что нет, не герой! Не то что съездить по гладкой морде, продолжал я ковырять в себе гвоздиком, слова поперек сказать не мог. Да, Эдуард Владимирович! Как скажете, Эдуард Владимирович! С моим толстым удовольствием, Эдуард Владимирович!.. Тьфу! Но как теперь ни уничижайся, а Аньку, что меня оправдывало, отмазал вчистую…
Кстати, надо бы ей позвонить! Достал мобильник и направился к переходу через улицу. Внутреннее недовольство собой требовало движения, только так удавалось его немного приглушить. Для пешеходов горел красный свет. Нашел ее номер, набрал, в ответ длинные гудки. Попробовал дозвониться еще раз, только тут она взяла трубку.
— Это я! — сказал я, как сделал бы на моем месте каждый мужчина.