– Быстро же её от краски отмыли, – хмыкнула Айла, глядя на покатую стеклянную стену фронтона, где на уровне тридцатых этажей серебрился знак пирамиды. Когда-то местные спорили, что же он значил, потому что в его начертаниях угадывались и пирамида, и буква «А», и анкх, символ вечной жизни. Кто-то говорил, что «А» – это первая буква в имени Авроры, а кто-то был убеждён, что она означает «Aeon» – «эпоха», «вечность», «бессмертие». Для Айлы этот знак был символом голода, разрухи, несправедливости и одиночества, которое станет её спутником меньше чем через полчаса.
– Конечно, быстро, – пожал плечом Кай, – Сантери никогда бы не позволила следам позорного нападения долго пачкать стену своей пирамиды – руки Авроры всегда остаются чистыми, что уж говорить о лице?
Даже в «Оке» писали об этом инциденте. Трое неизвестных средь бела дня угнали карету скорой помощи, миновали охрану у въезда на остров и обстреляли стекляшку красной краской на глазах у этой самой охраны и главы «Мэссив Генетик». Хорошо, что у них хватило мозгов не выходить из кабины в ожидании ответного залпа свинцовыми пулями. Постреляли, дали по газам, снесли к чёрту шлагбаум и удрали. Полторы минуты, а погоны у всей смены охраны тогда слетели, и мату было… Говорят, даже Аврору до того пробрало это хулиганство, что и она опустилась до портовой матерщины.
– Думаешь, это отверженные?
– Кто ж ещё? Когда я тесты проходил, оттуда «вежливо» пятерых попросили. Не прошли они по каким-то параметрам. Так они там чуть драку тогда не затеяли. Охрана даже пушки повынимала. Окажись я среди них, тоже бы, наверное, что-то такое устроил.
– Как представлю тебя на одной из башен, так в дрожь бросает. Они стреляют даже ночью. Хоть бы по крысам. А если это люди? Как думаешь, кто потом убирает тела? Такие, как ты, и убирают.
– Что поделать?
– Я до сих пор помню, как стреляли по мне. Не передать, как это страшно.
– Не надо это вспоминать.
– А теперь ты будешь либо там, на башне, смотреть, как они убивают, или мучиться в лаборатории в трубках с пяток по самую макушку!
– Может, и нет. Аврора сказала, подопечные там живут в хороших условиях. К тому же ни я, ни ты ни в чём не будем нуждаться.
– Меня всё устраивает как есть.
– Какая ж ты настырная, а! – Кай стукнул ладонями по рулю. – Тебя устраивает грядка на нашей крыше? Устраивает её постоянно караулить, чтобы охранники не украли урожай? Что тут может устраивать? А теперь даже в случае самого лютого дефицита ты сможешь купить всё, что пожелаешь.
Айла с нескрываемым упрёком покосилась на брата.
– Я не передумаю. – Кай нахмурился в ответ и ослабил давление на педаль газа.
Девушке стало душно, и она открыла окно. Прохладный липкий ветер лизнул кожу и скользнул за воротник. Совсем скоро начнётся дождь. Айла вздохнула.
Три недели назад Кай услышал от одного из охранников, что Пирамиде снова требуются добровольцы для испытаний новых формул ревинтола и что «Мэссив Генетик» оценивает риски своих подопечных в пятизначную сумму в месяц – и не карточками на еду и одежду, а настоящими деньгами.
– Ого! – воскликнул он и впервые задумался над возможностью альтернативного заработка. Для обескровленного после разрушительной войны с Эвдоном Гёльдерлина, с его чёрными рынками и драконовскими ценами в магазинах, это была баснословная сумма, способная кормить семью из четырёх человек обедами от пуза и десертами целый месяц. Даже перспектива пройти десять кругов ада, прежде чем подписать вожделенный контракт, перестала казаться ему чем-то невозможным. А когда Кай увидел, как сестра продаёт одному из ночных караульных мамины серьги, чтобы купить свежего творога, и вовсе набрался решимости подать заявку на участие в экспериментах.
– Ты забыла, как эти уроды принялись грабить наш дом, едва гроб с телом отца засыпали землёй! – взывал он к благоразумию Айлы, получив от неё пощёчину, когда она узнала, что он прошёл отбор. – Вынесли даже посуду! Наш дом теперь собственность «Треáнгула»! Если Бранд захочет, он вышвырнет нас на улицу, как щенят! Живём тут на птичьих правах!..
– Пусть и на птичьих! Зато мы вместе. Не пущу!.. – кричала она, отбиваясь от рук Кая, пока ему наконец не удалось обнять её так крепко, что она остановилась и заплакала.
Соседи никогда не верили, что «Треангул» не выделяет детям Нерушимого Генерала дополнительное пособие и что Айла не ворует золотые карточки, и потому постоянно обвиняли их во лжи. Чаще эта убеждённость основывалась даже не на их искренней вере в то, что Адлеры-младшие прибедняются, а на том, что в городе отношение к покойнику оставалось весьма неоднозначным, а потому наследники его находились в довольно шатком положении. Да, кто-то без оглядки на разумные доводы фанатично верил в «Треангул» и потому до сих пор ставил генерала Адлера в пример своим детям, поминая его заслуги во время войны, но тех, кто ненавидел его за идею возвести вокруг города Стену и воспринял день его убийства как национальный праздник, было в разы больше. Айла даже сетовала, что в своё время их семья не переехала в Кантамбрию, где фотографии отца после его защиты Альгарды разве что к больным местам не прикладывали, и, стиснув зубы, продолжала оттирать от входной двери оскорбительные надписи, оставленные неизвестной рукой.