- А вы не скажете ему. Мог же я умереть... Вот и умер. Я уже все продумал. Я сумею сделать...
Левая бровь Травина медленно поползла вверх.
- Ты ничего не сделаешь, Костик. Если нам суждено погибнуть - погибнем вместе. И будет очень хорошо, если ты выкинешь нелепые мысли из головы.
- Нелепые! - Костик смотрел на Травина почти с ненавистью. - Нелепые!
- Да, нелепые. Ни я, ни Батыгин никогда не допустим ничего подобного. Ты умно придумал лежать спокойно. Вот и лежи.
- Хорошо, я буду лежать, - Костик равнодушно отвел глаза, а рука его, скользнув по матрацу, нащупала нож. - Раз велите - буду лежать, - повторил он.
Но Костик не умел притворяться, и Травин все понял. Он не знал, как ему поступить: хотелось и расцеловать этого мальчишку с забавно торчащим хохолком и беспощадно выпороть его.
Он сделал вид, что поверил Костику, и отошел. Но теперь у Травина появилось новое не очень приятное занятие: следить, чтобы не покончил жизнь самоубийством самоотверженный Костик...
Однажды Травина и Костика разбудил неожиданный несильный удар. Это случилось на пятый день. Через некоторое время удар повторился. А затем последовал третий, четвертый, пятый удар, и вскоре Травин потерял им счет. Домик сильно раскачивало. В первое мгновение Травин подумал, что их нашли, но вскоре понял, что домик прибило к берегу, и волны бьют его о скалы...
- Вылезать не будем? - спросил Костик.
Травин покачал головой.
- Не имеет смысла. Учитывая запас кислорода в баллонах, мы, вероятно, сможем продержаться в домике дня два - два с половиной, а без него - всего одни сутки. За сутки же на Венере до жилья не доберешься...
- А подать сигнала мы не сможем?
- Какой?.. Костер не разложишь, ружей у нас нет, да и бессмысленно было бы палить... Нет, лучше подождать. Из домика мы выйдем через день.
- А если шторм?..
- Если шторм, то придется выйти раньше. Одна хорошая волна - и нас расколет, как орех.
Они лежали, прислушиваясь к ударам и стараясь понять, усиливаются волны или нет, а волны подходили то высокие, то низкие, и домик ударялся то сильнее, то слабее. Иной раз им думалось, что шторм уже начался и пора вынимать окно...
Миновала ночь. Удары о скалы не усиливались, но ведь и капля камень точит: осмотрев обращенную к скалам крышу, Травин убедился, что она скоро даст течь...
А Костик лежал и считал, сколько ему осталось жить. Получалось немного, всего несколько часов, до вечера. Он уже давно не заботился о том, чтобы экономить оставшийся в воздухе комнаты кислород. Он дышал глубоко, жадно, стремясь выловить жалкие остатки живительного газа. Странная, необоримая слабость почти лишала Костика возможности двигаться. Иногда он впадал в забытье, и тогда в его истощенном мозгу вспыхивали жуткие, гнетущие картины. У Костика еще оставалась воля, и он заставлял себя просыпаться. Однажды, открыв глаза, он увидел, что Травин надел на лицо Батыгина свою кислородную маску. Очевидно, это несложная процедура совершенно надломила Травина. Он сник и сполз с койки Батыгина на пол. Голова, шея, открытая грудь - все у него было мокрым от пота, грудь вздымалась часто и беспомощно, и он показался Костику похожим на рыбу, вытащенную на песок...
"Пора, - подумал Костик о себе. - Пора". Он отыскал глазами свою кислородную маску и баллоны. Они лежали рядом, и он мог бы дотянуться до них. Ему мучительно захотелось, прежде чем умереть, сделать один-единственный, но полный, настоящий вдох. Руки Костика конвульсивно дернулись и потянулись к маске. Но он не притронулся к ней. Он еще контролировал свои поступки. Медленно, с большим трудом повернулся Костик на бок и достал нож; теперь нужно было упереться рукоятью во что-нибудь твердое и удариться горлом об острие.
Костик последний раз взглянул на Батыгина, на Травина. Батыгин затих, получив кислород, и грудь его почти не вздымалась, он лежал тихим, умиротворенным. А Травин бился, задыхаясь, на полу у его ног.
"Все, теперь все", - сказал себе Костик. Он поднялся на локтях, повернул нож острием кверху, но внезапно в глазах потемнело, он качнулся, выронил нож и без сознания упал на койку...
Их нашли на исходе шестого дня, в двухстах километрах от Землеграда. На ногах держался один Батыгин. Все индивидуальные баллоны были пусты: Батыгин выпустил кислород в комнату...
Травина, Костика и Батыгина доставили прямо на плато Звездолета и передали в распоряжение врача. После короткого улучшения Батыгин вновь почувствовал себя плохо, и врач по ночам не отходил от него.
- Он выживет? - со слезами на глазах спрашивал Виктор у врача. Скажите, выживет?
- Должен выжить, - отвечал врач. - Но ты сам понимаешь, что такие потрясения в его возрасте не проходят бесследно.
- Что толку от вашей медицины, если она не может спасти такого человека!
Врач не сердился. Он был человеком выдержанным, а за многолетнюю практику ему не раз приходилось выслушивать скептические замечания. Порой для них имелись основания, но врач знал, что людям глубже западают в память трагические исходы, чем радостные...
Первым оправился Травин. Он принял руководство экспедицией на себя. Кривцов и Вершинин получили приказание готовиться к далекому походу в тропики, чтобы высадить там пальмы, бамбук и другие тропические растения.
Как только Батыгин почувствовал себя немного лучше, он пригласил к себе участников экспедиции, в том числе и тех, кому предстояло надолго покинуть Землеград.
- Какого градуса северной широты вы достигли? - спросил Батыгин у Кривцова.
- Тридцатого, - ответил тот.
- А какой была максимальная температура воздуха?
- Тридцать шесть - тридцать восемь градусов.
- Я сейчас припоминаю, что когда-то древние греки, а вслед за ними и некоторые ученые средневековья считали экваториальную зону Земли безжизненной. Они думали, что там стоит смертельная для человека жара...
- Но ведь древние греки и средневековые схоласты ошибались, - улыбнулся Кривцов.
- Ошибались. Для Земли это оказалось неверно. Но для Венеры...
- Я думаю, что для Венеры тоже неверно, - высказал свое мнение астроклиматолог. - Самая высокая температура на Земле равна пятидесяти восьми градусам жары - она отмечена в пустынях Африки, в ливийском оазисе Эль-Азизия. На Венере же господствует морской влажный климат, и таких температур быть не должно. Я убежден, что абсолютный максимум в венерских тропиках не превышает сорока пяти градусов, а средняя температура держится около тридцати семи - тридцати восьми. Это выше, чем во влажных тропиках на Земле, но все-таки такая температура не опасна для жизни.