О, правосудие Бога моего! Как ты жестоко! Ты хочешь смерти и убийства. Но, жестокое для того, кто, будучи еще жив, должен умереть от твоей строгости, ты сладостно и любезно тому, кто желает только славы Божьей и, достигнув истины, чтит, благословляет и любит тебя, даровавшего под видом жестокости столь великое благо. О, правда! О, истина! Я не могу думать о вас без радостного восхищения. Ваши самые крайние жестокости показывают мне высшее благо. Начало ваше строго и жестоко, но жестокость эта впоследствии изливает потоки сладостей. О, тайна жестокости, тайна любви и милосердия! Кто тебя постигнет кроме того, кто с твоей помощью достиг блаженства? Кого ты наименее щадила, тот наиболее доволен и наиболее блажен. О, правосудие! Тебя не знают и поэтому боятся. Ты жестоко только для тех, кто сопротивляется владычеству чистой любви. Но для того, кто, не имея собственной любви, не сопротивляется любви чистой, ты кротко и любезно. О, перо! Ты бессильно и никогда не сможешь начертать того, что мое сердце чувствует, постигает, любит и свято чтит в правосудии Бога моего. О, Божье правосудие! Насколько боящийся тебя еще удален от чистой любви! Кто тебя не любит, тот еще не отрешился от самого себя. Я не могу вещать о тебе от избытка чувств. Ты составляешь все удовольствие моего сердца! Чем ты ближе ко мне, тем больше я люблю тебя. О, любовь, любовь чистая, где ты? Ты обретаешься только в тех сердцах, для которых правосудие Божье в самых крайних своих жестокостях имеет одни радости и утешения. Есть души, которым любовь доставляет одни сладости, и они почитают себя довольными. Другим же она доставляет одни жестокости, и они считают себя достойными сожаления. На самом же деле наибольшая сладость любви заключается в отсутствии сладости. О, правосудие Божье! Почему я не могу быть твоим вестником? Как бы мне этого хотелось!
Все предшествующие скорби не могли причинить смерти, потому что четыре Ангела были связаны при великой реке. До сих пор душа мужественно предавалась всем скорбям и злоключениям. Она желала смерти. Наконец, плодом столь продолжительных и непрерывных страданий явилась ее полная решимость сносить болезни и скорби с совершенным равнодушием. Когда душа достигает такого состояния, тогда болезни ее отступают, ибо они уже нанесли свой удар. Она почитает себя навсегда избавившейся от всяких страданий, но вдруг с удивлением обнаруживает, что маленькая слабость, которую она имела, помогла ей приготовиться к новому сражению. Удивительно, что нет скорби, к которой бы нельзя было привыкнуть. Но Бог прекращает скорбь, когда душа к ней привыкает, и посылает другую, еще более жестокую. По мере преданности скорбям они, эти скорби, уменьшаются и в конце концов сходят на нет пропорционально тому, как уменьшается сопротивление им и душа полностью предается Богу. Тогда она избавляется и от всех своих болезней. Сие само- предание, способствовавшее смерти плотского «я», разрушается и уже не является опорой и поддержкой. Оно подобно реке, увлекающей за собой. Река сия несет душу, подобно кораблю, который удаляется от земли, но спасает от потопления. Его нужно непременно оставить, чтобы утонуть. Без видимой смерти своего «я» невозможно умереть в Боге. Можно плавать и носиться в этом неизмеримом океане, но невозможно умереть в Боге, не погубив себя таким образом. Истребление этого самопредания не причиняет уже печалей душе. Напротив, чем меньше его остается, тем нечувствительнее она делается. Болезнь ее происходит единственно оттого, что она хочет сохранить свое самопредание и быть как бы связанной им. Нужно, чтобы все связанное было освобождено.
Но когда и как? В определенные Богом час, день, месяц и год. Боже мой! Как прекрасны эти слова, и какие глубокие истины они в себе заключают! Они открывают нам удивительный замысел Божий. Душа, предавшаяся водительству Божьему, находит, что Его непостижимый промысел чудными путями заставляет ее все делать в определенное время и по Его воле. О, какое благо предаваться вожделению сего промысла! Все преткновения в духовной жизни происходят оттого, что люди хотят самостоятельно приводить себя в такое состояние. Они то ли о нем начитались, то ли наслышались, то ли следуют указаниям своих наставников. В это состояние человека может привести только Бог, причем, в Им же предназначенное время. Душа весьма часто сама не знает, в каком она состоянии пребывает. Она должна с нетерпением ожидать своего часа. Душа, истребляющая самопредание таким образом, не различая его уже, вступает, наконец, в состояние истинной смерти.