Высокая четырехгранная бутылка была пуста, но Артуру было уже все равно что пить, и он налил в стакан с остатками льда мартини. На душе было так гадко, будто она вся, до самого верха (где же верх у души?) заполнилась густой, липкой зловонностью, и ничем, ничем это гадостное ощущение ни запить, ни заесть, ни закурить... но надо было, надо было что-то делать. Он побрел в туалет, поднял стульчак, сунул два пальца в рот.
Лиля стояла под дверью туалета и слушала, как Артура выворачивает. Скользнув на кухню, она вынула из навесного шкафчика с прозрачными дверцами высокий четырехгранный стакан, налила в него холодной минеральной воды без газа, и бросила туда две шипучие таблетки.
Раздался звук спускаемой воды, затем зашумела вода в ванной. Тоненьким, почти бесплотным изваянием, стояла Лиля посреди темной, освещенной только двумя крошечными, скорее декоративными бра у изголовья диванчика. Под прохладным шелком халата леденела тончайшая короткая рубашка, в стакане, стиснутом маленькими сильными пальцами, истерично шипели и прыгали таблетки. Вода в ванной стихла, вскоре в кухонном проеме появился Артур, он был в одних трусах. Свою, видавшую иные цивилизации одежду, он сунул комом в белый пластиковый контейнер для грязного белья, уютно и практично устроенный Олегом под раковиной в ванной.
- Я... это, - Лиля медленно протянула Артуру стакан с угомонившимися таблетками, - вот...
- Что ты? Это? - Артур взял стакан и выплеснул содержимое в мойку. Что такое? В чем дело?
- Я... просто... - она смотрела в пол, - мне нужно поговорить с тобой...
- О чем, Лилечка? - поставив стакан на стол рядом с мойкой, подошел к девушке, и взял её за плечи. - О чем ты хочешь со мной поговорить? У нас есть общие темы?
Лиля судорожно сглотнула, чувствуя, как пальцы Артура все сильнее и сильнее впиваются в её худенькие шелковые плечи. Она никак не могла поднять головы и посмотреть ему в лицо, как школьница перед учителем, хотя и была старше Артура почти на пять лет.
- Послушай меня, Лиля, - он придвинулся к ней почти вплотную, - Олег для меня все, он моя семья, мой дом, он - мое всё, если так можно выразиться, а ты - ничто. Для меня ты - ничто и никто, но Олег тобой дорожит, и если ты, сучка узкоглазая только вздумаешь ко мне липнуть, я тебя придушу, возьму и придушу. Поняла? Только посмей сделать из него дурака, или из меня козла. Не нужен он тебе, не любишь, собирай манатки и чеши на все стороны, но не смей, слышишь, не смей так поступать с моим другом. Все, спокойной ночи, приятных сновидений.
С этими словами он выпроводил её, и закрыл кухонную дверь, сожалея об отсутствии замка или какого-нибудь шпингалетика - сейчас, как никогда хотелось покоя и хоть относительного, хоть иллюзорного чувства одиночества, хотелось знать, что никто не войдет, что не приоткроется дверь, и не возникнет в проеме черный миндалевидный, неподвижный глаз.
Прикурив сигарету, Артур прихватил свой стакан с мартини, и вышел на небольшой кухонный балкон. Нежная августовская ночь мгновенно приласкалась, прильнула к обнаженной артуровой груди... ночь тоже женщина, ей тоже хочется любви, она тоже частная собственница, хищница, её ничто не останавливает...
Он посмотрел на свет захватанный, мутный стакан, в нем из последних сил веселилось наиглупейшее мартини. Сделав пару больших глотков, Артур глубоко затянулся, и подумал сначала о Беглове, а после о том, как же ему осточертел этот фальшивый, до самого кончика фильтра, "Davidoff", недоделанный логотип и вообще все, что связано... он не знал, как выявить эту мысль, как выяснить, что же конкретно ему так сильно надоело, но не стал трудиться. Просто стоял, облокотившись на деревянные, покрытые золотистым лаком перила, и курил с протяжным, холодноватым ощущением того, что что-то забыл, что-то пропустил, не заметил...
На утро поднялся с тяжелым, тупым похмельем, еле-еле встал, побрел сначала в туалет, после в ванную. Выдавив в рот зубной пасты, Артур пополз под душ и минут двадцать стоял под тонкими, упругими струйками воды, языком размазывая пасту по зубам, деснам, нёбу. От её концентрированной до человеконенавистничества мяты, затошнило немилосердно. Тщательно прополоскав рот, он закрыл воду и осторожно, боясь поскользнуться на неуверенных похмельных ногах, полез из ванной.
Взяв с полки чистое полотенце, Артур резко растер тело, разгоняя кровь, почти насухо вытер жесткие, сильно отросшие за последнее время волосы, и посмотрел на себя в зеркало. Основательная щетина придавала лицу неряшливый, запущенный вид. Артур зачесал назад ещё влажные волосы, из зеркального шкафчика над раковиной извлек одноразовый бритвенный станок и, разорвав упаковку, принялся за дело. Аккуратно снимая пену вместе с волосками, он думал о Лиле, о том, как бы было хорошо и просто, если бы её не было совсем. Ведь некое подобие отчуждения, отдаления между Артуром и Олегом наступило именно с её появлением.
Закончив бритье, он сполоснул лицо, плеснул на ладонь бальзам после бритья от Кристиана Диора, ему не нравился запах "Duna", он казался Артуру каким-то назойливым, бесхребетным, но на этот раз бальзам удивительным образом освежил, а запах даже немного взбодрил. Перебрав батарею одеколонов и туалетных вод Олега, он выбрал "Bugatti". Смешавшись с "Duna", запашок получился не ахти... Чувствовал себя Артур уже гораздо лучше.
Собираясь выходить, он бросил взгляд на большую, под розоватый мрамор полочку, заставленную косметикой Лили, её духами и туалетными водами. И, неизвестно зачем, он подошел к полочке и принялся рассматривать разнообразные флакончики. Как правило, Артуру достаточно было посмотреть на женский туалетный столик, или заглянуть в косметичку, и он знал об этой женщине практически все...
Пара дорогих наборов теней приглушенных, в основном коричневых тонов, практически не тронуты чистенькими игрушечными кисточками, с десяток помадных тюбиков, причем, цвета от инфантильно бледно-розовеньких, до ехидно фиолетовых. Тушь, пара карандашей... и довольно странный разброс запахов - от невесомо весенних, до тяжелого, приторного "GHOST". Из этого Артур мог сделать вывод, что Лиля довольно разносторонняя и многогранная натура, и отнюдь не так проста, каковой кажется. Неприязнь к ней усилилась, во рту обозначился гадкий кисловатый привкус, и зачем-то вернулось, казалось, безвозвратно, по-хорошему, ушедшее похмелье.
- Артур, ты там не умер? - за дверью неожиданно раздался голос Олега, и Артур удивился, что тот не в офисе.
- Все, иду! - зачем-то окинув взглядом просторное помещение ванной комнаты, будто там могли остаться следы парфюмерных исканий, он, на всякий случай, поправил темно-фиолетовый, выполненный в виде полумесяца флакон "GHOST", и, нацепив на лицо ничего не значащую утреннюю улыбку, открыл дверь. В домашнем халате, заспанный, Олег смахивал на ананас. Почему именно такое сравнение мелькнуло в похмельной, начинающей постепенно разболеваться голове, Артур не знал, он улыбнулся - ананасы всегда были ему симпатичны.
- Утро доброе, - Артур вышел из ванной, - а чего это ты не в офисе?
- Сегодня суббота, - сверкнув в зевке металлокерамикой, он улыбнулся, и тепло кивнул Артуру как в прежние, "долилечные" времена, и Артуру сразу стало легче дышать.
- Здорово, что сегодня суббота.
- Еще бы.
- Я завтрак соображу? - в этот момент Артур готов был сообразить все что угодно, даже логотип...
- Лиля уже готовит.
- А... ага.
Дверь за Олегом закрылась, почти сразу же зашумела вода. То и дело сглатывая горьковатую тошноту, Артур отправился в зал, покопался в платяном шкафу в поисках каких-нибудь своих собственных вещей, живущих в этом доме. Нашелся пакет со старыми черными джинсами, парой футболок, скомканной рубашкой и одним носком. Натянув джинсы, он надел футболку горчичного цвета с маленькой черной надписью "Big" чуть повыше левой груди, и босиком отправился на кухню. К счастью, Лили там не было. На столе красовалось большое блюдо, на нем дымилась яичница с беконом, помидорами, луком и зеленью. Рядом стояла масленка, тарелка со свежее поджаренными тостами, два широких четырехгранных стакана и запотевшая бутылка "Гиннеса". Зверский голод помешал как следует все это обдумать, Артур положил себе на тарелку внушительный ломоть яичницы, намазал маслом тост и принялся за еду.