– Идентификатор? – тихо спросил администратор.
– Голосовой отпечаток, – ответил Термопайл.
Мужчина презрительно фыркнул, словно это был худший из возможных ответов. Он коснулся клавиш на терминале, затем предложил Энгусу чётко произнести своё имя. Взглянув на монитор, мужчина вздохнул, словно размышлял о бренности своего существования, и печально сказал:
– Четыре двенадцать.
После кивка Энгуса Майлс тоже произнёс своё имя.
– Четыре тринадцать, – ответил администратор тем же тоном.
– Сообщения? – потребовал Энгус.
По-прежнему не поднимая глаз, мужчина указал на монитор.
– Тут имеется только сообщение для меня. Оно требует, чтобы я взял с вас плату вперёд.
Майлс нахмурился, но Энгус небрежно пожал плечами.
– Билл напоминает, что не доверяет нам.
Он повернулся спиной к стойке и направился к лифту. Их комнаты находились на четвёртом уровне. Поднявшись туда, они нашли свои номера. Майлс выжидательно остановился в коридоре. Энгус подошёл к двери четыреста двенадцатого номера и просканировал электромагнитные поля.
В коридоре было несколько видеокамер. На стене располагался интерком, панель для идентификации жильцов и сенсорный датчик для ладони – обычный набор, никаких ловушек. Если в комнате имелись какие-то сюрпризы, то их излучение не проникало через дверь.
– Есть повод для волнений? – напряжённо спросил Майлс.
Энгус не стал отвечать на его вопрос. Он ни о чём не беспокоился – просто соблюдал предписанную осторожность. Готовый отпрыгнуть в любую секунду, он произнёс в интерком своё имя. Дверь послушно скользнула в паз стены.
Комната была небольшой, но превосходила по размерам каюты «Трубы». Воздух казался ещё более зловонным, чем на «улицах» Круиза. Очевидно, последний жилец, занимавший этот номер, курил ник с примесью дорф-амфетаминов. Перламутровые панели стен пестрели пятнами, и некоторые из них выглядели как засохший кетчуп или кровь. Два стула со стальными ножками были поставлены друг на друга. На полу лежал потёртый вельветовый коврик. Из ниш потолка светили неоновые лампы. К одной из стен крепился терминал, с помощью которого Энгус мог связаться с любым человеком на станции или сделать заказ, не выходя из комнаты. Судя по виду кровати, она повидала немало жестокости, безрассудств и боли.
Энгус быстро убедился в том, что комната не представляет собой опасности. За фальшпанелью потолка была спрятана видеокамера. Уединение на верфях «Купюры» считалось сомнительной роскошью. Впрочем, этот «жучок» был сейчас неопасен. Энгус не думал, что за ним будут вести серьёзное наблюдение. Проверив на всякий случай ванную, он повернулся к Майлсу и произнёс:
– Славненькая комната. Пойдём посмотрим, насколько хороша твоя берлога.
Принуждаемый зонными имплантами заботиться о своём помощнике, он убедился в том, что комната Майлса ничем не отличалась от его апартаментов. Лишь пятна на стенах были другими.
Майлс не стал осматривать номер. Он следил за лицом Энгуса, выискивая намёки на опасность. Не желая, чтобы Тэвернер снова прибег к директиве Джошуа на виду у электронных «глаз» Билла, Энгус кисло проворчал:
– Представь, что рядом с нами стукач. Все записывается видеокамерой. Но ты в полной безопасности – особенно пока сидишь здесь и ничего не делаешь.
Он был уверен, что Майлс знает о стукачах предостаточно.
Тэвернер неловко повёл плечами, словно объектив видеокамеры покалывал его кожу. Тем не менее он принял условия игры и с притворным недовольством произнёс:
– Сидя здесь, мы не сможем позабавиться.
Энгус фыркнул. Лавируя между своими желаниями и требованиями программного ядра, он язвительно ответил:
– О забавах надо было думать раньше – до того, как тебя внесли в чёрный список БСИ.
И, будто бы смягчив свою злость, добавил:
– По крайней мере, мы можем купить себе выпивку. Я думаю, это не вызовет больших проблем. Билл не доверяет нам, но он не будет против, если мы потратим часть твоих деньжат.
Секунду Майлс выглядел таким обиженным и полным жалости к себе, что Энгус замер в ожидании. Казалось, ещё мгновение – и Тэвернер заплачет, как побитый ребёнок. Однако его черты стали жёстче, и в зрачках собралась темнота. Он вспомнил о гневе.
– Я готов, – спокойно ответил Майлс – Пошли. «Вот и хорошо, – с усмешкой подумал Энгус – на
этот раз только подумал, потому что программа не позволяла ему выказывать нерасположение к своему помощнику в публичном месте. – Мне нравится, когда ты мочишься в штаны, когда ты совершаешь самые фатальные ошибки».
Перебирая в уме бесполезные фантазии, в которых Майлс умолял о смерти, пока он, капитан Термопайл, играл в кошки-мышки с его кишками, Энгус повёл помощника в бар – в тот самый бар, где за столиком в грязном углу их уже поджидал Ник Саккорсо.
Энгус
Продолговатый зал бара был обшит панелями из искусственного дерева с вполне приличной имитацией сучков и выемок. Оба бармена, сновавших перед рядами бочек, разливочных устройств и бутылок, имели рассеянный вид нуль-волновых наркоманов – людей, которые не могли перечить или обманывать по той причине, что давно уже потеряли способность принимать какие-либо решения. Свет ламп отражался в фужерах и металлических вазах.
Чуть дальше стойки бара начиналась сцена. В данный момент там никто не выступал – шла пауза между действиями. Энгус огорчённо вздохнул. Шум и яркий свет софитов помешал бы видеозаписи Билла. Его микрофоны и камеры автоматически уменьшили бы свою чувствительность. Кроме того, выступление привлекло бы внимание публики и сделало беседу безопасной.
Это позволило бы Энгусу выстрелить из лазера в затылок Ника и остаться не узнанным на видеозаписи. Впрочем, его не волновало, будет он записан или нет. И ему было плевать, что Билл сделает с ним после убийства Саккорсо. Как только он увидел Ника, его сознание помутилось от ненависти. На губах появилась пела. Кулаки жаждали хруста костей, пальцы молили о крови.
К чёрту Билла! К чёрту Майлса, Лебуола и зонные импланты! Ник уничтожил его «Красотку». Он заманил Энгуса в ловушку, лишив свободы и выбора. Из-за его предательства Энгус превратился в Джошуа – стал киборгом, запрограммированным на выполнение чужих команд. Но Саккорсо на этом не остановился. Он забрал Морн!
Энгус старался справиться с чувствами, однако образ Морн в объятиях Ника ранил его сильнее, чем демонтаж корабля. Она влюбилась в Саккорсо с первого взгляда. Термопайл не сомневался в этом. Но когда его подставили, она отдала Нику то, что Энгусу не удалось отнять у неё даже под пытками. Она отдала Нику свою верность. В ту пору Энгус, борясь с душевными муками, не понимал, что теряет её. И малодушный предатель воспользовался этим для того, чтобы навязать ему фатальную сделку.
В своём воображении Термопайл уже действовал. Несколько шагов между столиками к углу, где сидел Саккорсо. Последний убийственный взгляд в глаза, чтобы капитан Траходав осознал, что случится дальше. Одна рука хватает его за горло – со скоростью микропроцессора – слишком быстро, чтобы можно было отреагировать. Вторая рука сжимается в кулак, лазер выстреливает луч в основание шеи, и тело врага бьётся в судорогах, не в силах высвободиться из смертельной хватки Энгуса.
Потом ещё одна ментальная команда, рука на горле яростно сжимается – и Ник оседает в кресле. Вся его бравая пиратская удаль исчезает, а тело, сводившее с ума стольких женщин, превращается в мёртвую плоть. И лицо синеет в ярком когерентном свете…
Энгус сделал бы это! Сделал! Никакой набор процессоров и сопротивлений не остановил бы его! Ни один зонный имплант не умерил бы его ненависть. Чего бы это ни стоило, каких бы невральных мук ни потребовало, он сделал бы это. Саккорсо безжизненно повис бы в тисках его рук, и Энгус снова стал бы свободным – свободным и независимым, чтобы убивать и бороться за своё выживание.
Однако он не сдвинулся с места. Вся эта идея была миражем. Он мог прокручивать её в уме, но программному ядру и зонным имплантам было плевать на его желания. Увидев шрамы и презрительную усмешку Ника, Энгус замер на месте. Он не мог ни двигаться, ни говорить. Термопайл даже дышал с трудом. Переживая агонию чувств, он не мог и пальцем шевельнуть без соответствующего распоряжения программы.