Изображение пустынного пейзажа под горячим солнцем, такого сухого, что, казалось, здесь не могло существовать ничто живое, до того об ожженного солнцем, что земля покрылась трещинами, огромными, как пропасти, и достаточно широкими, чтобы поглотить людей и лошадей.
Стоя на высоком месте на холме, чтобы его можно было увидеть поверх голов кавалерии. Мастер Барсонаж дал знак, махнув рукой с зажатым в ней куском голубого шелка. И тут же Мастера, управлявшие зеркалами, начали воплощение.
Без звука, словно катаклизм, по долине расползлась огромная трещина, появившись прямо перед копытами коней. Земля задрожала; дрожь раскатилась вокруг, срывая камни со стен, сшибая с ног людей и лошадей. Затем долину потряс звук, замерший в воздухе. Поднялась пыль, словно сотряслось само небо.
Всадники, мчавшиеся по снегу и грязи, полетели через край трещины; ржущие лошади летели вниз с переломанными ногами. Первые ряды кавалерии влетели в пропасть, прежде чем кадуольцы сумели остановиться и осадить назад. Но и после того множество солдат полетело вниз из—за того, что сзади наседали. Несколько всадников попытались перемахнуть пропасть; это удалось совсем немногим. Остальных поглотила бездна.
Кадуольцы, уже вступившие в долину, оказались отрезаны от основной армии.
Смотритель Норге приказал отступить и перестроить войска. Его всадники отошли, чтобы дать пешим разделаться с врагами. Три тысячи воинов короля Джойса двинулись на втрое меньшее число кадуольцев.
Малочисленные, внезапно пойманные в ловушку, без всякого выхода за исключением головокружительного и практически бессмысленного прыжка через пропасть, солдаты верховного короля Фесттена пали, почти не оказав сопротивления.
Но, словно ничего особенного не произошло, катапульты выстрелили снова.
На этот раз мелкими камнями; сотни камней не больше кулака полетели в долину со скоростью арбалетной стрелы.
Маленькие камни действовали успешнее, чем большие. Их было труднее заметить, труднее увернуться от них. А большая часть армии короля повернулась, чтобы поглядеть на схватку — и Воплотимое — в долине. Алендцы и люди Морданта погибали, потому что не смотрели в небо.
Мастер Барсонаж увидел избиение войска, когда камни посыпались вниз. Новые — новые — он не мог на это смотреть. Добравшись до молодого Мастера, который держал зеркало, он выдохнул:
— Продолжайте воплощение. Как мы договорились. Если вы остановитесь, а он… Воплотитель с другим зеркалом… нет, наша пропасть поглотит нас.
Молодой Мастер кивнул, не поднимая головы, не нарушая сосредоточенности.
Слава звездам, он был молод. Ему хватит выдержки. Но человеку другого зеркала… Мастер Барсонаж вытер со лба холодный пот.
Они расположились в щели на подобии площадки, спрятанной среди камней, — щель, при которой три или четыре человека могли вести оборону, не слишком яростно размахивая мечами. Зеркало было установлено между двух скал, смотрящих на противоположную стену; чуть выше сидел магистр и наблюдал за долиной. Он и его спутники были в десяти футах от земли, а сверху их защищал навес.
— На подходе главная опасность, как я и предупреждал, — пробормотал он скорее себе, чем своим спутникам—юному Воплотителю и Мастеру Гарпулу. — Верховный король пойдет в атаку. А мы постараемся не убирать пропасть, иначе довольно много кадуольцев проникнет сюда и уничтожит нас, неважно, хорошо ли мы будем защищены. Судя по всему, нас могут атаковать лишь с гор. — Погладив зеркало с изображением бального зала в Орисоне, он добавил: — Надеюсь, Артагель получил сообщение короля.
— Я видел, как он поднимает пергамент, — не в первый раз заметил Мастер Гарпул.
Мастер Барсонаж пропустил замечание Гарпула. Он разговаривал не потому, что хотел получить ответы—или успокоиться. Они говорили, чтобы унять страх.
Магистр не любил опасности. С философской точки зрения все происходящее ему не нравилось. Воплотимое предназначалось для изучения и опытов, для накопления новых знаний, а не для кровопролития. Именно по этой причине он страстно поддерживал создание Гильдии. Противоречивость требований к Гильдии сделала его нерешительным руководителем человеком, который, как кто—то однажды заметил, никак не мог вытащить ноги из дерьма и шагнуть в ту или иную сторону, потому что не удавалось вынуть кол из задницы.
Ну что ж, наконец он принял решение. Он привел Гильдию сюда, в этот кошмар, потому что верил, что их дело правое. Но ему нужно было выговориться.
— Чего бы я больше всего хотел в данный момент, — сказал он, снова ни к кому не обращаясь, — так это создать новый диван. Я не совсем доволен спинкой своего последнего творения.
— Да помолчите же, Мастер Барсонаж, — сказал Мастер Гарпул, но он определенно не ждал, что магистр послушается.
Долина странно притихла. Зурна отозвала войска Кадуола; барабаны продолжали грохотать. Верховный король Фесттен, без сомнения, советовался со своими военачальниками. Во время передышки Смотритель Норге выслал пятьсот пеших ратников, чтобы они сбросили трупы кадуольцев в пропасть и убрали тела с дороги. Оружие собрали; раненых лошадей добили; раненых людей бесцеремонно оглушили и взяли в плен.
— Будь вы верховным королем, Мастер Гарпул, — спросил Мастер Барсонаж, — сколько бы вам понадобилось времени, чтобы выслать в скалы над нами пятьсот человек?
Двое Воплотителей были старыми друзьями.
— Да заткнись же, Барсонаж, — повторил Гарпул несколько более грубо.
Большая часть катапульт была готова произвести новый залп.
Мастер Барсонаж до боли ясно видел ближайшие к нему орудия на другой стороне долины — до боли ясно видел людей принца Крагена, убитых упавшими сверху камнями. Насколько он мог судить, погибших было много.
Вдруг одна катапульта, готовая швырнуть новые камни, внезапно резко вывернулась и превратилась в груду обломков, словно были перерезаны или сожжены какие—то жизненно важные канаты, и ее уничтожила таящаяся в ней сила.
Раздраженные кадуольцы у поломанной машины сбросили вниз несколько тел. Мастер Барсонаж мельком увидел мантию, упавшую на землю в долину.
— Виксис, — пробормотал он. — Пусть звезды смилуются над тобой, Мастер Эремис, потому что я не смилуюсь—если представится случай.
Он постарался внимательнее проследить за следующим залпом, но не был уверен в результатах; ему показалось, что лишь семь камней полетели в армию. Один уничтожил взвод пленных кадуольцев, направлявшихся в тыл (небольшая потеря), и убил по меньшей мере одного медика (серьезный урон).
Семь. Значит, кому—то из скалолазов принца Крагена удалось вывести из строя еще одну? Должно быть.
— Самое трудное в изготовлении спинок, — сказал он сквозь зубы, — то, что они должны подходить для любой спины.
Молодой Мастер у зеркала вдруг задышал, словно выдохшийся бегун. Пот тек по его безбородым щекам и капал на землю, к ногам, где медленно превращался в лед. В закрытой от лучей солнца щели было холодно. Одна из рук Гарпула слишком сильно сжала раму; вторая слишком сильно терла мимозное дерево, что угрожало фокусировке.
Мастер Барсонаж был абсолютно уверен, что среди камней над головой слышит топот сапог и бряцание оружия.
Пропасть была жизненно важна. Жизненно. Мастера были готовы удерживать ее, но при необходимости—закрыть. Если, к примеру, кадуольцы перебросят через нее мост, то пропасть придется убрать и затем восстановить, уничтожив мост. Тем не менее, ради самих зеркал, воплощение должно продолжаться. Если пропасть сдвинется или исчезнет, кадуольцам ничто не помешает уничтожить зеркала — и убить Воплотителей. Теоретически люди короля Джойса — и Мастера — были готовы к любой атаке с гор.
— Мягче, — выдохнул магистр в ухо молодому Воплотителю, — мягче. Ты ведь Мастер, Мастер. Воплощение для тебя — привычное дело, сущий пустяк. Не нужно затрачивать таких усилий. Пусть воплощение идет в твоем мозгу. Пусть руки отдохнут.
Юный Мастер не кивнул, не ответил. Его глаза были закрыты от напряжения. И тем не менее, он постарался ослабить хватку, мягче поглаживать зеркало; напряжение несколько спало.