Если он волновался о ней, то как она может бросить его?
Но нет. Он оттолкнул преподобного Тэтчера в сторону с такой силой, что старик споткнулся. Кипя от ярости, отец гневно спросил:
— Териза Морган, как ты посмела так опозорить меня? — Териза, — спросил Джерадин, тяжело дыша, — эти люди знают тебя? Где мы?
— Ты исчезла, никому ничего не сказав, — хрипел ее отец.
— Ты бросила работу, квартиру, меня и даже не удосужилась спросить разрешения, а затем явилась сюда, к моим друзьям, когда я отмечаю удачную продажу этой квартиры. В таком виде? Как ты посмела? Джерадин, пожалуйста.
Отец, казалось, был готов ударить ее:
— Мне стыдно за тебя.
Это было чересчур. Ничего здесь не изменилось. Она обнаружила в себе глубины, которые не могли отразиться в зеркале; но ее отец ничуть не изменился. Преподобный Тэтчер что—то простонал в ее оправдание. Но вместо того чтобы спрятаться, заплакать или начать умолять, Териза взглянула в лицо отцу.
Но говорить с ним не стала. На мгновение ей хотелось причинить ему боль, сказать нечто в отместку за годы обид. Но она сразу же сообразила, что в этом нет нужды. Она не боялась его — и этого было достаточно.
— Джерадин, — сказала она спокойно, — это моя прежняя квартира. Где ты в первый раз нашел меня. — Ее не волновало, сильно ли дрожал ее голос или близко ли она к тому, чтобы разрыдаться. — Это мой отец. Это—преподобный Тэтчер. Я рассказывала тебе о них.
Если есть какая—то возможность выбраться отсюда, лучше поторопись.
— Меня все это не волнует, — повторил чей—то разгневанный голос. — Я вызываю охрану.
— Нет! — запротестовали одновременно отец и преподобный Тэтчер.
Тем не менее, она услышала звук трубки, снимаемой с рычага, звук набора…
— Стойте!
Когда Джерадин загородил ее собой, он показался ей выше, чем на самом деле. А может, это ее отец стал ниже ростом. Голос Джерадина был пронизан непривычной силой, и все в нем дышало этой силой; его сердце билось ровно; даже свои ошибки он воспринимал спокойно.
— Не звоните. Не шевелитесь. Ничего не делайте. Мы через мгновение исчезнем.
Все вокруг застыли. Человек, державший трубку, уронил ее. Даже ее отец замер. Как и гости, он смотрел на Джерадина, и его рот постепенно открывался все шире.
Небрежно, словно внутри она вся не дрожала, сотрясаемая совершенно забытой паникой, Териза заметила Джерадину:
— Мне казалось, ты говорил, что не умеешь изменять изображения на расстоянии.
Он не смотрел на нее. Он не смотрел ни на кого; он закрыл глаза, позволяя своей властности — или чистому изумлению — защищать его, пока он сосредоточится. У него было лицо короля, каждая его черточка дышала силой.
Он тихо пробормотал:
— Но ведь попытка не пытка?
Отец Теризы захлопнул рот, судорожно сглотнул. И глухо прорычал:
— Я покажу тебе, как…
И, словно откуда—то издалека, преподобный Тэтчер возразил ему:
— Мистер Морган, это абсурд. Она вернулась. Мы все считали ее мертвой, а она вернулась. Надо радоваться.
Прежде чем кто—нибудь успел что—либо сделать, Джерадин вдруг широко развел руки в стороны и почему—то крикнул:
— Хэвелок, мы доверяем тебе! И исчез.
Кто—то приглушенно вскрикнул. Несколько отцовских гостей охнули или задрожали. Остальные, казалось, вот—вот лишатся чувств. Внезапно Теризе захотелось петь. О, он был настоящим чудом. Джерадин был чудом, и никто не остановит ее. Никогда уже она не будет бояться отца.
А пока у нее было время, она повернулась к преподобному Тэтчеру.
— Можете устраивать свой аукцион. Пусть он отдаст вам полученные деньги до последнего пенни. Это лучшее им применение. Я скорее всего не вернусь. Но если вернусь, то уж точно не буду жить здесь.
А в следующее мгновение она полетела в незримую, но бездонную пропасть воплощения. И снова Джерадин поступил правильно.
Как обычно, Териза потеряла равновесие; но Джерадин подхватил ее, когда она вывалилась из зеркала, и она не упала.
Изменившееся освещение заставило ее заморгать; на смену электрическому свету пришло мерцание масляных ламп. Когда ее глаза немного привыкли, она обнаружила, что очутилась в могильнике или мавзолее, который Знаток Хэвелок устроил из комнаты, где хранились зеркала. Где и собиралась оказаться.
«Что его радует? — подумала она отстраненно. — Что печалит?»
Но ей было не до Знатока. Джерадин крепко обнимал ее, словно не имел ни малейшего намерения отпускать снова.
— Зеркала и осколки, Териза! — выдохнул он, прижимаясь лицом к ее волосам. — Прости, я не знал, что вышло не так, но слава звездам, Хэвелок смотрел на свои зеркала… я не собирался отправлять нас гуда…
Изображение ее квартиры в зеркале, которым пользовались Джерадин и Знаток, таяло. Она поцеловала его, лишь бы заставить замолчать.
— Не нужно извиняться. Ты спас нас — вот главное. — Как и способность преподобного Тэтчера вытянуть деньги из ее отца. И то, что она больше не боялась. Часть ее продолжала петь. — Увиденное в этом путешествии того стоило.
— Нам надо торопиться. У короля Джойса осталось не слишком много времени.
Джерадин встретился с ней взглядом. На миг Териза увидела на его лице обычную для него внутреннюю борьбу радости и спешки; доверие к самому себе и надежда. И почти мгновенно он улыбнулся, и глаза у него стали ясными, словно подтверждение, которое он отыскал в ее глазах, разрешило противоречие.
— Правильно, — сказал он, словно человек, который не может позволить себе волноваться перед тем, как попадет в убежище Мастера Эремиса. — Давай начнем.
Они вместе повернулись к Хэвелоку.
Знаток был не один. С ним рядом стоял Артагель. Артагель был в доспехах, готовый идти в бой. Он улыбался.
Хэвелок явно в очередной раз прибирал комнату. В одной руке он держал уже облезлую метелочку из перьев и надел фартук, чтобы защитить свою до сих пор чистую хламиду. Скорчив такую гримасу, словно собирался завыть, Хэвелок ткнул своей метелкой в Теризу и Джерадина и сказал: — Я же говорил, надо довериться мне.
Неужели непонятно, что я спланировал все это? Я спланировал все. Джойс — единственный из живых, кто мог все это сделать, но я — придумал. Неважно, сколь безумным я кажусь, я лучший в Орисоне чертов игрок в перескоки вслепую. Помните об этом ради разнообразия. Териза не сдержалась и спросила:
— То есть вы знали, что мы появимся?
Похоже, сегодня Знаток нормально относился к вопросам.
— Ну конечно нет. Но я не исключал такую возможность. Как, по—вашему, что есть планирование?
— Так приятно снова видеть вас двоих, — перебил довольный Артагель. — Подозреваю, что все подошло к критической точке, раз вы так драматично использовали Воплотимое. Несколько кадуольцев, захваченных в плен в бальном зале, до сих пор не пришли в себя.
— Что вы собираетесь делать?
— Отправиться в схрон Эремиса, если удастся добраться туда, — ответил Джерадин. — Он не в Эсмереле. Найла там нет. Это была ловушка. Но Териза считает, что может создать изображение того места, где Эремис держал ее. Если ей удастся это, мы сможем найти его и проникнуть внутрь.
— Неплохо. — Отважно глядя в лицо брату, Артагель сказал: — На этот раз вы так легко от меня не избавитесь. Что бы вы ни задумали, вам понадобится телохранитель. А мне уже обрыдло… — он сверкнул улыбкой, — повелевать этой бесполезной грудой камней.
Джерадин запротестовал было, но Териза остановила его. Она вернулась в Орисон, в частности, и по этой причине. Два дня назад — неужели это было всего два дня назад? — Джерадин сказал: «Когда действительно начнется битва, то лучше всего позаботиться о том, чтобы с нами был кто—то, кто владеет мечом лучше, чем я». Одно из его «острых предчувствий». Вместо того чтобы давать объяснения, она сказал: — Пусть поступает, как хочет. Спорить с ним некогда.
И, словно подтверждая это, отошла от Джерадина к зеркалу, плоскому зеркалу, в котором виднелась дюна где—то в Кадуоле.