Внезапно ее глаза наполнились слезами, и ей захотелось расплакаться от радости и облегчения.
— Териза.
Она услышала торопливые шаги по траве. Сквозь слезы увидела силуэт, но резь в глазах мешала распознать его. Она повернулась к нему лицом — лицом к солнцу, — и, словно очищение, новый свет пронизал ее, и она оказалась в объятиях Джерадина.
— Териза.
О Джерадин. О любовь моя.
— Да будут благословенны звезды! Я думал, что уже никогда не увижу тебя. Ты здесь. Ты сделала это. Сделала. Затем он отступил на шаг.
— Позволь взглянуть на тебя.
Она сморгнула слезы и увидела, что он жадно смотрит на нее взглядом, в котором тоже блестят слезы.
— Я все время высматривал тебя, ждал, почти с той самой минуты, как попал сюда. Я только заглянул в Хауселдон, сообщить семье, что происходит. Они не хотели, чтобы я возвращался сюда один, но я воспротивился. Я не хотел, чтобы кто—то видел, как я жду. Я оставил тебя там — с Эремисом и Леббиком — и думал, что больше никогда не увижу.
Она хотела сказать: неужели ты думаешь, что они смогли бы удержать меня? Но его восторг изливался на нее словно солнечные лучи. Он был тем же Джерадином, которым был всегда — открытым, уязвимым, милым. Слезы на глазах придавали ему сходство с мальчишкой. Каштановые волосы в ужасном беспорядке торчали во все стороны над высоким лбом; чистый взгляд и доброе лицо были словно птичья песня в весеннем небе. Ради тебя я сражалась со Смотрителем и Мастером Гилбуром. Неужели ты думаешь, что они смогли бы меня удержать?
Но когда он заметил ее порванную рубашку, ее измученный вид, его глаза стали холодными и лицо изменилось.
Под кожей проступили жилы, похожие на стальную арматуру; глаза, казалось, захватывали и отражали свет, словно полированная сталь. И вдруг, словно перевоплощенный, мальчишка исчез, а его место занял мужчина, которого она практически не знала, мужчина, который больше походил на Найла, чем на Артагеля, — Найла, решившегося на то, что, как он знал, причинит страдание ему и боль людям, которых он любил. Металл в характере Джерадина был откован горечью, закален разочарованием. Когда он заговорил снова, его голос сел от сдерживаемой силы — и невысказанной угрозы. — Почему Эремис не убил тебя? Похоже, он пытался это сделать.
Териза вытянула к нему руки; ей хотелось вновь обнять его, сжать покрепче и вернуть назад того Джерадина, которого она так любила. Джерадина, который с такой готовностью принимал ради нее любую боль. Но он лишь сжал ее руки, не подпуская, и рассматривал ее.
Она постаралась успокоить его, пойти ему навстречу. Покачала головой — не насмехаясь, а отвергая свое желание забыться у него на плече, — и сказала:
— Ну конечно, пытался. Точнее, Мастер Гилбур от его имени. Но это — работа Смотрителя.
Раздельно, будто сломалась ветка, он сказал:
— Леббик. — Кожа его лица натянулась на каркасе костей. Его невысказанные угрозы были направлены не на нее. —
Расскажи, как все было.
Она невольно помедлила в нерешительности. Ей хотелось быть достойной Джерадина — вести себя также, — но не получалось. Слезы снова выступили на глазах.
— Столько всего произошло…
— Териза.
Слава Богу, он позволил ей прижаться к его груди. Он обнял ее, и она вжалась в него, так сильно, как только могла. Затем он пробормотал:
— Ты замерзла. И, похоже, не отказалась бы перекусить. — Он не смягчился; он просто держал себя в руках.
Повернув ее и положив ей руку на пояс, он повел ее вниз по склону к валунам. — Я устроился неподалеку. Она кивнула, не в силах говорить — не в силах разделить радость и печаль, возникшие при встрече с ним.
— Когда я впервые прошел сквозь зеркало, — с отсутствующим видом объяснял Джерадин, — когда я обнаружил, что до сих пор жив, то задумал спрятаться здесь. Это было лучшее место, которое пришло мне в голову. Кроме того, я не хотел подвергать Хауселдон опасности, если Мастер Эремис вновь начнет охоту на меня. К тому же, я потерял тебя. Я думал, что сойду с ума, если кто—то, кто пытается защитить меня, пострадает.
Но в конце концов мы сообразили, что делал Найл. Я не мог избавить семью от опасности. Так что смысла прятаться не было. Я просто вернулся сюда, ведь кто—то должен был ждать здесь — на тот случай, если тебе удастся вырваться и ты не сможешь найти Хауселдон. Так почему бы не я? Я же собирался ждать тебя до конца своих дней.
Солнце поднялось выше. Долина под Сжатым Кулаком еще какое—то время оставалась в тени, но сейчас в ней было достаточно света, чтобы заметить двух лошадей, пасущихся у камней впереди. Одна из них вскинула голову и посмотрела на Теризу и Джерадина. Вторая продолжала щипать траву. Териза с усилием выдавила:
— Похоже, ты многое предусмотрел.
Он насмешливо хмыкнул.
— С нашего последнего дня я знал, что Эремис—предатель. И когда в конце концов понял, что обладаю талантом воплощения — невероятным талантом, — было не так уж трудно сделать соответствующие выводы. Затем мне оставалось лишь надеяться, что ты тоже обладаешь талантом — и откроешь его — и сможешь пройти через зеркало.
В общем, это казалось более вероятным, чем спасительная для нас смерть Эремиса, но надеяться на это, к сожалению, не приходится.
Рядом с лошадьми лежало несколько вьюков и небольшая стопка одеял — постель Джерадина. Когда они с Теризой вошли в тень, он отпустил ее талию и торопливо направился вперед, чтобы поднять одно из одеял.
— У меня нет огня, — пробормотал он, — я не хотел, чтобы меня заметили, на случай, если какие—то злодеи будут меня разыскивать.
Она пожала плечами; одеяла будет вполне достаточно. Поблагодарив за тепло, она спросила:
— Как ты догадался насчет Найла?
Она с ужасом думала обо всем, что придется рассказать о Найле.
Не встречаясь с ней взглядом, Джерадин нагнулся к вьюкам и принялся доставать еду, кувшин, фрукты. Ответил он резко:
— Влюбиться в Элегу и поддаться на ее уговоры участвовать в предательстве Морданта ради принца Крагена отвратительно, но хотя бы имеет смысл. Квисс—это жена Тольдена — сказала, что все эти годы Найл был достаточно несчастен, чтобы пойти на подобный опрометчивый поступок. Не все согласились с ней, — он скривился, — но я согласился. И Домне тоже.
Однако имитировать собственное убийство, чтобы уничтожить меня и помочь Мастеру Эремису, после того как он слышал, как мы доказали, что Эремис—единственный в Орисоне, кто мог натравить на тебя Бретера верховного короля… Это не имеет смысла. Это совершенно не похоже на него. Он вернулся и спас мне жизнь, помнишь? После того как отправился предавать Мордант. Помогать предателю вовсе не то, что действовать по своей воле. Его наверняка заставили.
Джерадин выложил на плоскую лепешку сыр, сушеные яблоки и кусок мяса. Териза поблагодарила его и опустилась на траву, чтобы подкрепиться. Тем не менее, все ее внимание было сосредоточено на Джерадине.
— Заставить? — продолжил он. — Какой угрозой, каким подкупом можно было заставить его действовать подобным образом? Какую ценность он представляет, что Эремис так цепко держался за него? — И снова Джерадин скривился. Он положил еду и для себя, но ничего не ел. — Дело в его семье. В чем же еще? Эремис, должно быть, владеет зеркалом, которое позволяет ему достичь провинции Домне — Хауселдона. Он может послать сюда своих насекомых, или существ с рыжим мехом и множеством рук, или даже Гарта. Видно, он запугал Найла чем—то подобным.
Тревога сдавила сердце Теризы, и она чуть не выронила еду; она смотрела на него сквозь тень. — Значит, они до сих пор в опасности. Твой дом… твоя семья… Он может напасть в любой момент. Особенно сейчас, когда я ускользнула от него.
Он знает, где мы. — Она сказала об этом Эремису, сказала сама, по своей воле. Джерадин вскинул голову.
— Он может догадываться, что я здесь, — продолжала она. — Он видел изменение в зеркале — в тот день, когда ты пытался отправить меня домой. Мастер Гилбур видел, что я делаю. Как эти люди могут защититься? Что они предпримут, чтобы защититься?