Этот дом был несколько больше соседних. За исключением размеров его единственной отличительной чертой был коричнево—красный флаг, развевавшийся на флагштоке на крыше. Джерадин привязал лошадь к коновязи и помог Теризе спуститься на землю, пробормотав:
— Приехали.
На крыльце стояла женщина. Под крышей крыльца от одного конца к другому тянулась веревка, на которой висел шерстяной ковер. Женщина держала в руке короткую выбивалку, а воздух потемнел от пыли; должно быть, она выбивала ковер. Теризу поразили ее шелковые волосы цвета спелой кукурузы и небесно—голубые глаза, румянец усталости на щеках и сила рук. Плотного сложения, словно Мать—Земля, с плечами каменщика, она подбоченясь загораживала Джерадину проход, словно была не совсем готова пропустить его. Ребенок чуть только из пеленок выскочил из—за ее юбок и снова спрятался.
— Тебя долго не было, — сказала она голосом, который подчеркивал ее простоту. — Папа начал волноваться.
— Квисс, — ответил Джерадин, словно человек, который позабыл, как смеяться, и не хотел злиться. — Это—Териза. Леди Териза де Морган. Она Архивоплотитель. — Казалось, он боялся, что Квисс не слишком серьезно воспримет его спутницу. — После Вагеля она самый могущественный Воплотитель в стране.
Квисс подняла голубые глаза и заглянула в лицо Теризе. Она не улыбалась, но ее взгляд был дружелюбным, словно солнечный луч. И Териза почти сразу забыла о всякой церемонности.
— Она замерзла, устала и скорее всего голодна, — заметила Квисс, — и не привыкла ездить верхом. Чего же ты ждешь? Веди ее поскорее в дом. Териза слабо улыбнулась.
Джерадин протянул ей руку. Его глаза ничего не выражали; он был слишком закован в панцирь, чтобы как—то реагировать. Териза извинилась за него улыбкой, а потом улыбка исчезла, потому что она затосковала о том Джерадине, который радостно хмыкнул бы при виде жены Тольдена. Но, когда он не откликнулся ни на ее улыбку, ни на печаль, она для пущей смелости глубоко вздохнула и позволила ему снять себя с лошади.
Едва коснувшись земли, ноги у нее дрожали, — следствие непривычки ездить верхом, но после того как она сделала шаг или два, дрожь притихла. Джерадин мог бы убрать руку, но она не позволила и крепко стиснула его пальцы, пока поднималась по ступеням на крыльцо.
Все еще без улыбки, Квисс неожиданно обняла Теризу и быстро поцеловала в щеку.
— Добро пожаловать, Териза де Морган, — сказала она. — Я ничего не понимаю в воплощениях — но я знаю Джерадина. Мы всегда рады видеть вас здесь.
Териза не нашлась, что ответить. Пока она подбирала слова, чтобы сказать, как она рада очутиться здесь, момент неловкости прошел. Затем ребенок, прятавшийся за юбками Квисс, нарушил тишину;
— Ма, леди плохо пахнет. Квисс полуобернулась.
— Не «плохо», а неприятно, Руша. Кроме того, такие вещи не говорят леди. Но Джерадин отреагировал быстрее.
— Чертенок! — рявкнул он. — Иди сюда, я отшлепаю тебя так, что ты не сможешь сидеть целую неделю.
Определенно не напуганная, девочка юркнула в дом. Джерадин последовал за ней, грохоча сапогами по полу, делая вид и изображая отчаянную погоню.
На этот раз Квисс улыбнулась, наполовину извиняясь, наполовину радуясь.
— Руша говорит то, что думает, — заметила она, — как и ее многочисленные дядья. — Затем она комически наморщила нос. — Но знаете ли, она права. От вас пахнет не слишком приятно. Вероятно, с вами обходились отвратительно после того, как Джерадин сбежал.
Териза улыбнулась; дивная мелодия зазвучала в ее сердце. Значит, Джерадин не безнадежен. Вероятно, он временно потерял способность сражаться. И она ответила бесконечно счастливым тоном:
— Меня посадили в подземелье.
Глаза Квисс продолжали светиться небесной голубизной.
— Похоже, в том подземелье не убирали десятки лет. — Мысль об этом вызвала на ее лице гримаску отвращения. — Пойдемте, я познакомлю вас с Домне. Затем можете принять ванну. И переоденетесь в чистое. Может быть, отцу удастся выяснить что—нибудь вразумительное, не то что от Джерадина.
И, сильной рукой дружески приобняв Теризу за плечи, Квисс ввела ее в дом.
В комнате, куда они вошли, оказалось настолько темно, что Териза почти ослепла. Слабый свет исходил от углей в камине, еле проникал сквозь окна и вливался из дверей. Когда глаза привыкли, Териза начала кое—что различать в полутьме: массивная железная печь рядом с камином, несколько дверей, ведущих в другие комнаты, прямоугольный деревянный стол, достаточно большой, чтобы за ним расселись десять или двадцать человек.
Во главе стола, уложив на скамью ногу, сидел человек. — Ты видел Джерадина, папа? — спросила Квисс.
— Он промчался мимо, — ответил теплый бас. — Был слишком занят тем, чтобы выбить дурь из твоей младшенькой, где уж тут побеседовать с отцом. Но во всяком случае он вернулся невредимым — и привел с собой женщину. На мой взгляд, это не так уж плохо.
— Я тоже, — задумчиво ответила Квисс. — Папа, это Териза — леди Териза де Морган. Как только ты скажешь ей, до чего рад ее видеть, я заберу ее, устрою для нее ванну, переодену и накормлю. А пока… — она сделала значительную паузу и добавила: — Раз уж она здесь, то, может быть, она нам внятно расскажет, что происходит.
Миледи Териза де Морган, это — Домне.
Даже во мраке Териза сумела разглядеть, что Домне—высокий, крепкий и чуть сутулый, словно рукоять топора. У него было лицо Джерадина, Артагеля и Найла, но и свои черточки, словно сыновья были его небрежными копиями. Голову украшала густая шевелюра, а бороды не было. Только серебряные нити на висках свидетельствовали о почтенном возрасте. Может быть, из—за слабого света он выглядел вполовину моложе короля Джойса.
Нога, положенная на скамью, была обвязана тряпками. Рядом стояла пара костылей, но Домне не сделал попытки подняться, когда Квисс представила его. Вместо этого он сказал:
— Миледи, — голос был мягкий, как объятие, — добро пожаловать в Хауселдон — и в мой дом. Если удастся, мы устроим празднество в честь вашего прибытия. Правда, я боюсь, что в настоящий момент мы немного заняты. Джерадин, похоже, считает, что мы вскоре подвергнемся нападению. Такое случается не каждый день, и потому мы старательно готовимся. Но вам нечего волноваться. Я давно уже хотел, чтобы он привел в дом женщину. В этом польза от сыновей. Когда они женятся — или влюбляются — или начинают усиленно ухаживать, они приводят своих женщин ко мне в дом. Отличный пример — Квисс. Будь она моей дочерью, а Тольден чьим—то еще сыном, ей пришлось бы отправиться с ним, а без нее мы пришли бы в полный упадок.
При этих словах Квисс сердито фыркнула.
— Сыновья, да? Именно поэтому ты обращаешься с Рушей так, словно она стоит трех своих самых распрекрасных братьев?
Домне не показал, что уязвлен. Заметив, куда смотрит Териза, он пояснил:
— Несчастный случай на охоте. Боюсь, в конце концов мне придется признать, что я уже не мальчик. Стадо диких свиней проникло в Домне из провинции Термиган, и я хотел прогнать их, но, к несчастью, ночью они начали разорять кукурузное поле, и пришлось на них охотиться. На этот раз один из моих сыновей имел наглость предположить, что я слишком стар для охоты на кабанов. Правду сказать, Квисс, это был Тольден. Естественно, я настоял на том, чтобы самолично возглавить охоту.
Когда вепрь бросился на нас, моя трижды проклятая лошадь испугалась и сбросила меня. Тут я должен признать, что со времен моей золотой юности утекло порядочно годков. Я просто оказался недостаточно проворен и позволил свинье вонзить клыки в мою ногу.
— Заживает медленно, — он вздохнул. — Еще один признак возраста.
Почти мгновенно Териза обнаружила, что ей нравится Домне. Его простой тон был для нее гораздо приятнее любых восхвалений в ее честь, заставляя ее чувствовать, что она дома.