Она наконец наткнулась на стену, сломала ноготь. Привалилась к стене и пососала кончик поврежденного пальца. Эта новая незначительная боль вызвала смешок, булькнувший в глотке. У нее внезапно закружилась голова, она поняла, что дышит слишком часто, и заставила себя хотя бы немного успокоиться.
Стена была из неотесанного камня, застывшая старая кладка из грубо высеченных блоков, крошилась и осыпалась. Она ощупывала стену руками, надеясь определить шагами размер темницы, найти окно или дверь.
Когда пульсирующая боль в голове стала почти непереносимой, когда ноги перестали слушаться, она опустилась, прислонившись спиной к стене, и глубоко вздохнула. Только теперь, оставаясь неподвижной, она задумалась о том, куда же она попала.
Стены не имеют углов. Она поняла, что все это время ходила по кругу. Здесь нет ни дверей, ни окон. И если бы не боль, туманившая мозг, она давно бы уже догадалась, поскольку ответ был очевиден.
Это — темница старого гарнизона, глубокая яма, где прежде держали преступников. Ее давно уже не использовали, по крайней мере с тех пор, как Риотамус вывел из города гарнизон. Жителям Дашрани стали не нужны ни тюрьмы, ни ямы. Те немногие нарушители закона, что попадаются по неосторожности, получают другие, более изощренные виды наказаний: их приговаривают либо к возмещению убытков, либо к лишению конечностей, а то и самой жизни.
Она снова уснула, и ей приснилось, что Кимон пришел спасти ее. Она увидела, как он в сияющем мягком свете спускается из середины мрака, идет решительными шагами прямо по воздуху. Он наклоняется к ней с широкой подбадривающей улыбкой, протягивает руку, чтобы помочь встать. Но на руке не хватает пальцев.
Самидар вздрогнула и проснулась. Боль в голове немного утихла. Она зажмурила глаза, открыла их — ничто не изменилось, абсолютная слепота. Кожа покрылась липкой испариной. Нужно встать, говорила она себе, но для чего? Вместо этого прижала ноги к груди, подобрав под себя юбки, обняла колени, сцепив руки, и стала раскачиваться.
А время шло. Невозможно было определить, как давно она здесь. Иногда ей казалось, что воздух становится прохладнее, и ее знобило. Временами она чувствовала, что задыхается от жары и нескончаемой кромешной тьмы. Она кричала, громко взывая к тем, кто мог ее слышать. Никто не откликался.
От долгого сидения на твердом каменном полу болели ягодицы, промозглый холод пробирал до костей. Одеревеневшая, она все-таки, хоть и с трудом, поднялась. Чтобы согреться, стала ходить по яме вдоль стен и поперек. Двенадцать шагов от стены до стены, она несколько раз пересекала яму, считая шаги, пока окончательно не убедилась в этом.
Ее начала мучить жажда. Она пососала рукав, чтобы вытянуть из него влагу, но это принесло лишь ничтожное облегчение. Один раз она даже лизнула стену в том месте, где, как ей показалось, находилось влажное место, но отвратительный вкус известняка был нестерпим.
Отчаяние медленно уступало место оцепенению, и она бродила без цели, ожидая, чтобы что-то, хоть что-нибудь, произошло. Постепенно оцепенение сменилось безудержным гневом. Она проклинала своего старшего сына. Ты ответишь мне, Кел, — поклялась она. Все, что она видела своими незрячими глазами, — это меч, вонзенный в тело Кириги. Все, что она слышала, — это язвительный голос Кела. Отправь его в преисподнюю, мне это понравится, — бросил он командиру. Теперь уже не слезы скорби, но слезы ярости и горечи вскипали на ее глазах. Она била кулаком по стене, пока не разбила пальцы.
Наверное, она снова задремала. Может, и нет. Но откуда-то сверху неожиданно донеслись голоса. Слова звучали глухо и неразборчиво, как она ни вслушивалась, стараясь их понять. Затем послышался скрип камня о камень.
Луч солнечного света ворвался сквозь открытое отверстие, осветив середину темницы. Яркий свет заставил ее зажмуриться. Она хлопнула рукой по рту, чтобы сдержать крик радости. Она не ослепла! Просто не видела в черноте запертой ямы, куда совсем не проникал свет. Теперь же света столько, что невозможно терпеть. Прикрыв глаза, она стала осторожно всматриваться сквозь пальцы.
Сверху соскользнула веревка.
— Эй, там внизу! — позвал чей-то голос. — Выйди на свет.
Она помедлила. И когда тот же голос снова окликнул ее, она поднялась на ноги, держась за стену, чтобы не упасть, и, осторожно передвигаясь, встала в центре ямы. Солнце согревало ее лицо приятным долгожданным теплом.
— Обвяжись веревкой, — велел голос. — Мы вытянем тебя.
Она посмотрела наверх, желая разглядеть того, кто говорил, но сразу же отвела взгляд. Яркий свет больно слепил глаза.
— Пошевеливайся! — нетерпеливо приказал другой голос. — Или мы оставим тебя гнить внизу.
Щурясь, она снова устремила взгляд наверх. Примерно двадцать футов до отверстия, определила она. И никаких ступеней или лестниц, да она и сама убедилась в этом, когда исследовала стены на ощупь. Единственный путь отсюда — эта веревка. Она обвязала туловище свободной петлей, используя узел, которому научилась еще во времена своей юности, наполненной приключениями.
Дернула за провисшую веревку, крикнув: «Готово!»
Веревка туго затянулась. Женщину быстро подняли, подхватили под руки и вытянули на поверхность. Она снова закрыла глаза, не в состоянии выносить прямого дневного света. Но свежий воздух чудесно благоухал, и она с наслаждением вдыхала его. Постепенно стала привыкать к свету.
Оглушительный скрежет раздался позади нее, земля задрожала. Самидар обернулась. Высокий треножник располагался над ямой, но отверстие теперь закрывал огромный плоский камень. Тяжелая цепь, продетая через железное кольцо в камне, была перекинута через треножник и закреплена на проржавевшей лебедке. Два солдата, пыхтя от напряжения, согнулись над рычагом подъемного устройства. Она быстро осмотрелась и узнала строение, где когда-то размещался старый гарнизон.
— Двигай.
Два солдата, стоявшие рядом, толкнули ее в спину, побуждая идти вперед. Те двое, что были у лебедки, отстали.
— Куда мы идем? — осмелилась она спросить стражу. Ответом ей был еще один толчок, но она поняла, что ее вели к зданию, в котором раньше, насколько ей было известно, располагалось начальство.
Но где же те, кто постоянно живет здесь? — подумала она. Когда много лет назад гарнизон съехал, эти здания сразу же заполнили скитальцы и бродяги, бедняки и бездомные Дашрани. Никого из них сейчас не было видно. Кроме нее самой и четырех конвоиров, она заметила несколько групп солдат, разбросанных по всей территории.
Впрочем, в этот самый момент ворота гарнизона раскрылись. Ворота? Она заметила, что их починили. Прежние были почти сорваны с петель. Отряд солдат маршем прошел внутрь. Солдаты построились, как только за ними закрылись ворота, затем их командир рявкнул приказ «вольно». Немного погодя он распустил солдат, и они рассредоточились по старым казармам.
Итак, гарнизон возвращен. Сидя глубоко под землей, она ничего не слышала. Какие еще перемены случились? И сколько же времени она провела в той яме, в полном одиночестве?
— Не могли бы вы дать мне воды? — вежливо попросила она.
Ее конвоиры ничего не ответили. Чего еще ждать от этих ничтожных солдафонов, языки которым даны лишь для того, чтобы запугивать и угрожать? Она облизала губы и мысленно прокляла их.
Они подошли к посту штаба. Один из ее конвоя выдвинулся вперед, энергично постучал в закрытую дверь и отступил назад. Дверь открылась внутрь, и Самидар успела разглядеть, как сверкнули доспехи, — там находились люди. После кратких препирательств, суть которых была ей не понятна, наружу быстро вышли двое мужчин.
Самидар пришла в ярость. Один из них, тот, что повыше, был тем самым ублюдком, что убил Кириги. Когда встретились их глаза, она почувствовала, как кровь прилила к ее щекам. Он не сделал ни жеста, ни один мускул не дрогнул на его лице, только взгляд был полон издевки.