Ей нужно было расчесать волосы и заплести снова. Нужно встать и найти гребень. Она не двигалась. Она закрыла глаза.
На следующий день она встала рядом с Дэрроу у румпеля. Ветра было немного, он крутил румпель, чтобы поймать ветер парусами. Калвин смотрела на это.
— Можно мне?
— Нет. Ты еще не готова к этому заданию.
— Так научи меня.
— Я не в настроении, — мрачно сказал он.
Подавив расстройство, Калвин отвела взгляд. Наступило время Ногтя и Четверти яблока, третья луна была полоской, такой бледной и изящной, что ее было едва видно. На стыке лета и осени, когда созревали и висели в садах яблоки, все сестры помогали мужчинам собирать их, и старушки ловили корзинками яблоки, что новички сбрасывали с ветвей. Было всегда много смеха в дни, когда собирали яблоки, тогда можно было залезать на деревья в саду, хотя никто не спрашивал, откуда девочки умеют так хорошо лазать, если остальное время это было запрещено.
Калвин сказала:
— Может, Траут прав. Стоит вернуть его домой.
— Это корабль Тонно, — сказал Дэрроу. — Курс выбирает он, а не я.
— Он изменит его сразу, стоит тебе сказать.
— Вряд ли Тонно готов меня слушать. По моей просьбе мы отправились в Митатес. Он не согласится вернуться туда.
— Но нам нужно вернуться. Ты все еще не нашел колдуна огня.
— Их нет, — сказал с горечью Дэрроу. — Они все в прошлом. Мы были там достаточно долго, чтобы убедиться. Чары утрачены. Осталось лишь тело магии — Горн Огня, и он у Самиса. В Митатесе уже ничего нет.
Калвин притихла от шока, а потом сказала:
— Так мы сдаемся?
— Кости Себатрота! А как еще? У него лед, огонь, железо, язык и видимость. Он смог убедить тебя в Митатесе, что он — это я, и он трогал тебя… — Дэрроу затих, медленно вдохнул. — Если бы он ранил тебя… — он не закончил, лицо Калвин пылало.
После паузы Дэрроу продолжил:
— Ты слышала его у реки? Продлим охоту. Для него это игра. Он близок к цели. Все кончено.
Сердце Калвин колотилось. Она протянула руку к Дэрроу, но он вздрогнул, словно ее пальцы были изо льда.
— Близок, но не достиг! — завопила она. — Ему еще нужна Сила зверей и ветров. И Сила становления. Ты сказал, что никто не знает чары для Силы становления, или кому их дали Древние. Он никогда не найдет их.
— Но где-то в Тремарисе люди знают эти секреты. И он найдет их. Он — охотничья собака, что знает запах магии. Если они там, он их найдет. Или Силы притянут других к нему, как муравьев на мед.
Калвин топнула ногой.
— Ты просто хочешь, чтобы он стал Поющим все песни! Почему не помочь ему? Почему ты так просто сдаешься?
Дэрроу повернулся к ней.
— Я? Легко сдаюсь? Тебе ли говорить, дочь Тарис! Ты отдала Горн, нашу последнюю надежду, без боя. Он так завоевал тебя словами и манерами? Как ты смеешь говорить со мной об этом?
— А что мне было делать? — кричала Калвин. — Ты забыл об опасности? Как я могла бороться, если бы он убил тебя? — слова чуть не душили ее, но гнев подстегивал. — Стоило благодарить меня за спасение жизни! Сколько уже раз? Три или четыре?
Дэрроу молчал мгновение, смотрел на горизонт. А потом посмотрел на нее.
— Лучше бы меня убили четыре раза, но Занни был бы спасен.
Всхлип вырвался из горла Калвин. Она слепо прошла мимо Тонно по кораблю, свесилась с борта, чтобы брызги волн попадали на лицо, чтобы она не могла отличить соль моря от соли слез.
Она уловила, что кто-то сел рядом с ней, ощутила ладонь на плече и стряхнула ее.
— Прости за мои слова.
Но она молчала, через пару мгновений Дэрроу встал на ноги и ушел, хромая.
Ночью ее разбудили голоса сверху: ворчание Тонно и писк Траута. Лунный свет проникал в окошко над ее кроватью, она открыла его, чтобы прогнать жар дня, а теперь слышала обрывки спора Траута и Тонно, которые приносил прохладный ветер. Она замерла на миг, слушала «еще не поздно повернуть… слушать мелкого… не моя вина, что твой брат…».