Силкин талантлив. Видимо, от природы. Жители его родного города Ряжска так зауважали своего поэта, что сделали его Почётным гражданином.
Армия для Владимира Александровича Силкина – дом родной. Бросали его приказы командования с Запада на Восток, помотался он по разным гарнизонам. А потом в Москву попал, военную академию окончил, служил в Главном управлении кадров.
– Мог бы и в генералы выйти, – сказал я как-то ему при очередной встрече.
– В принципе мог бы, но для меня генеральские лампасы – это поэзия, книги.
Пятнадцать сборников уже на счету у Владимира Силкина. Первая книга вышла у него во Владивостоке и называлась «Отсюда Родину видней». Потом были «Чувство долга», «Два ветра», «Окраина», «Журавинка». Издал он и две книги песен. Когда стихи поэта поют – это особое признание народа, самая большая радость.
Несколько лет уже полковник Силкин является начальником Военно-художественной студии писателей. Он лауреат популярных литературных премий, секретарь правления Союза писателей России и Москвы, профессор, академик. Силкин всегда среди молодежи, помогает способным начинающим литераторам стать на ноги. Многим он по-армейски товарищ и брат. Такой уж добрый характер у поэта из рязанского края певучего.
Суровый солдатский удел
Строгий солдат Отчизны полковник Владимир Силкин в своей новой книге стихов, вышедшей в Библиотеке современной русской поэзии журнала «Поэзия», органично соединяет острый, обнажённый лиризм с широкой, как «поле в васильках», эпичностью. Он крайне сдержан в выражении чувств, умышленно скуп на выразительные средства и в то же время полотно жизни зажигает буквально одним штрихом-образом, как, например, в «Думе о Хатыни»:
Примечательно, что в первом же стихотворении, открывающем сборник, Силкин четко обозначает родники своего вдохновения. Это вишни, «отцово наследство», которые «столько лет в тишине шелестят» – ведут с поэтом неслышный разговор о сокровенном, заставляют сладко сжиматься сердце. Это соловьи. Россия. И всё-таки автора больше всего волнует то, что «гибнут хорошие парни за короткое счастье своё». А вот и вектор поэзии Силкина – «солдат».
Оно, это ключевое слово, всеобъёмно, вмещает в себя целый мир, в котором прошлое, настоящее и будущее как кирпичики, намертво скреплённые энергией мужества, долга, самопожертвования.
Поэт не может «охать и ахать при каком-то несчастье своём», «если мирно живёт по соседству из оглохшей пехоты солдат». Да и сама Родина. Какой она представляется автору? «Мать-солдатка моя, Россия, хлеб спасительный помяни!» – восклицает-призывает автор, размышляя о хлебе войны, замешанном «на мякине» и разбавленном «лебедой», который «в люди вывел» «чуть не треть страны».
Для Силкина солдат-защитник – понятие одновременно конкретное и мистическое, а потому ему одинаково дороги, равнозначны «Жуков на белом коне» и «застывшие в две шеренги солдаты» своего подразделения.
Даже весну – и ту поэт пропускает через призму солдатской улыбки: «На деревьях пухнут почки, наслаждайся и живи! Никакой тебе отсрочки (выделено мной. – Д.А.) от тепла и от любви».
Суровой солдатской правдой, высшим качеством мужчины – надёжностью – офицер Силкин меряет бойцов принимаемого в подчинение взвода: «С кем в разведку пойду, коль случится? Кто со мною в разведку пойдёт?»
Но солдат – это воин, а слово это произошло, как известно, от «войны».
На мой взгляд, стихи-раздумья Силкина о войне принадлежат к лучшим образцам военно-патриотической поэзии. Его видение войны поражает глубиной драматизма, вечным поиском «оправдательного» нравственного начала и правдой – жестокой, беспощадной, как удар током.
«Войны – страшная нелепость, неподвластная уму», – это как общий посыл. А немного раньше, раздумывая о тех, кто «Своё сердце на жертвенник бросит» «за землю родную», поэт заключает: «И выходит, война человечна, если только священна она». Однако истинную разгадку войны – именно так, как понимает её православный, – мы находим в стихотворении «Охота», которое без преувеличения равняется целой поэме. Главным образом по трагедии выбора.
Совершенно очевидно, что автор нейтральными, малозначимыми словами «пернатых» и «зверьё», самой перечислительной интонацией пытается отвлечь внимание, смягчить ударное, жуткое по смыслу в данном контексте – «людей». Но строфа притягивает, как магнит, четверостишие перечитываешь раз, другой – и потрясённое чувство разбивается, как птица: «Искать в перекрестье прицела… людей».
Оглушающая пронзительность этих стихов заключается ещё и в том, что искать в перекрестье людей стало… мужским привычным делом.
Сам того, возможно, не подозревая, поэт кинжальными строчками сделал яркий срез эпохи, которая задыхалась в пламени всевозможных, в том числе гражданских, войн. Создал строки, по которым в будущем, в числе других материалов, будут изучать наше странное, такое «непонятное» время.
Вот она, загадка истинной поэзии. Несколько строчек вместили, вобрали, спрессовали в себя мегабайты информации. В них, как в каплях воды, отразился океан жизни на переломе столетий.
Но продолжим разбор стихотворения. Итак, солдат охотится… на людей. Истина страшная. Слабое утешение, правда, в том, что это нелюди, «двуногие волки», рыскающие за «волчьими воротами», – мучители, изверги. Дескать, таких не жалко. А вот и долгожданная, винтовка не подвела, удача: «Достану подбитого «волка». Еще одним бандитом на земле стало меньше. Можно закурить, расслабиться. Как вдруг «Самая горькая водка покажется приторной» офицеру-снайперу. Тяжко и нехорошо станет на душе солдату России, выполнившему приказ командира.
– потрясающе заканчивает «Охоту» Силкин. Да, не должно быть жалости на войне. Но он – офицер, русский воин, русский человек. И душою никогда не может до конца оправдать сам себя, сколько бы этого ни делал. Это вечное «если» («война человечна, если…») – вневременная дилемма, карма русского солдата, который смотрит на войну как на нежеланную, тяжелую, вынужденно необходимую работу.