Харловские, растроганные таким вниманием, стали его благодарить и приглашать к столу. Костя смешался, покраснел и убежал с таким чувством, будто совершил что-то плохое. Он ругал себя, что подглядывает, как шпион, за этими хорошими людьми. «Ну что они тебе сделали? — спрашивал он себя и тут же ответил: — Честные люди не носят тайно от всех ключи на животах, не принимают у себя диверсантов».
Только вечером он позвонил на маяк. Ему ответил Троня.
— Дед у мотористов! — кричал он. — Ну, говори скорей, акваланги не смыло?
— Нет!
И Костя начал подробнейшим образом рассказывать все, что произошло в поселке, на заводе, на метеостанции, как он вставлял стекла и участвовал в спуске сейнера на воду. В последнем случае Костя соврал: спуск сейнера был намечен на завтра. Но Костя так живо представил себе это событие и свое участие в нем, что не мог не поделиться с другом.
Троня слушал не перебивая. У него на редкость неудачно сложился день: до обеда он возил на тачке землю, потом починял изгородь. Он только щегольнул новостью, услышанной от радиста:
— Ты знаешь, «Вега» спасла сто человек и выкрутилась. Все шлюпки смыло, палубный груз на дно пошел... Приходи! Кончаю разговор, полундра! — Троня услышал шаги дедушки и быстро повесил трубку.
На маяк Костя пошел только на следующее утро. На дворике, перед башней, Степан Харитонович делал грядки из черной земли. Увидев Костю, он сказал с улыбкой:
— Восстанавливаем свое сельское хозяйство. Землица-то какая! Лучше, чем была!
Костя поздоровался, взял горсть влажной земли, помял ее и с видом заправского агронома сказал:
— Великолепный чернозем с примесью вулканического пепла. Самая плодородная почва! — посмотрел по сторонам, ища товарища.
— Что и говорить! Я уже рассаду высеял. Соберем еще урожай. Погода сейчас будет.
Послышались стук колеса о камень и голоса. Костя обогнул башню и увидел Троню и радиста. Они везли полную тачку земли. Троня тянул за веревку, привязанную к передку тачки, а радист в трусах и голубой майке толкал ее за ручки. Костя побежал навстречу, взялся за веревку, и они так потянули тачку, что радист сказал:
— Что за адские темпы? Нельзя ли потише?
— Нельзя! — ответил Троня. — Теперь мы втроем живо навозим.
— Не думаете ли вы на мне перевозить весь остров? Жестоко ошибаетесь. Это последняя тачка. Я совсем вышел из строя как движущая сила.
Когда землю вывалили на кучу, радист сказал, присаживаясь на пустую тачку:
— Не понимаю, как в наш век автоматики и телемеханики можно заниматься таким непроизводительным трудом? Нет, с меня довольно!
Степан Харитонович воткнул в землю лопату и сказал:
— Вольному воля. Мы не держим. Не хочешь — дадим расчет. Сколько, однако, у нас сейчас тачек? — Он подошел к стене и стал считать карандашные черточки на камне.
Радист и Троня внимательно следили за движениями его губ. Сосчитав, он покачал головой:
— Маловато что-то сегодня. Двадцать пять...
Соскочив с тачки, радист в два прыжка очутился возле стены и стал пересчитывать черточки. Троня встретился взглядом с дедушкой и, понимающе кивнув, остался на месте.
— ...Двадцать шесть! Двадцать семь! Тридцать! — торжественно просчитал радист и повернулся от стены. Лицо его сияло торжеством. Он погрозил пальцем: — Знаем мы ваши штучки, Степан Харитонович. Вы известный юморист. Ну, бригада, за мной! — Он взялся за рукоятки тачки. — До обеда еще дадим десять тачек.
Костя с Троней взялись за веревку, и тачка загрохотала по камням.
...И опять для мальчиков настали дни, полные свободы. Они тщательно осмотрели и смазали металлические части своего подводного снаряжения, зарядили на компрессорной станции завода воздушные баллоны, а разбушевавшийся океан все не пускал к себе.
На острове встречалось столько интересного, что порой, карабкаясь по скалам, прорубая дорогу в зарослях бамбука или исследуя горячие источники в Ущелье поющих камней, они забывали о неразгаданной тайне ключа и зеленого ласта.
Костя предложил Троне:
— Знаешь что, пока утихнет эта болтанка, давай исследовать остров по-настоящему.
— Да я и так все знаю.
— А ну-ка скажи, что здесь? — Костя ткнул наугад в карту на стене в кабинете у Степана Харитоновича.
— Здесь? Да ничего путного! Тут камни... Тут ручьи, лесок. У моря — птичий базар.
— Какая рыба водится? Какие камни? Какие птицы?
— Ты хочешь подробно?
— По-научному. Папа мне обещал дать фотоаппарат для такого дела.
— Фотоаппарат? Интересно! Если все заснять... Ты знаешь, мы с тобой еще не были на лежбище сивучей — морских львов. Туда так просто ходить нельзя. Там заповедник. А с научной целью можно. Это вот здесь. Тут бухточка есть, а там камень — настоящий сивуч. Я раз полчаса за ним наблюдал, пока догадался, что это камень, а не сивуч.