Седой Старик издал вздох и лицо его приобрело вид печальный и ужасный, давая мне понять, что в этот миг ему припомнилась сама Вечность.
Во рту у него пересохло, и голос его был слабым и безжизненным, когда он ответил мне.
– Внучок, – сказал он, – думается мне, что тот дождь, который придет сегодня ночью, не намочит уже никого и ничего, поскольку конец света наступит раньше, чем эта самая ночь. Предвещающие это знаки в изобилии рассыпаны по небесам. Я видел сегодня первый солнечный луч за все время посетивший Корка Дорха, – этот неземной блеск жег больней огня, он упал на меня с небес и пронзил, как игольным острием, мои глаза. Видел я и порыв ветра, который прошел по траве в поле и стал возвращаться обратно, достигнув той стороны. Я слышал ворону, визжавшую, как свинья, дрозда, ревевшего, как бык, и быка, певшего дроздом. Нечего и говорить, что ничего хорошего все эти вещи не предвещают. Но как ни плохи все они, случилась еще другая вещь, которая поистине вселила ужас в мое сердце.
– Удивительно то, что сказал ты, уважаемый, – учтиво отозвался я, – и было бы хорошо с твоей стороны подкрепить все эти знаки еще каким-нибудь небольшим свидетельством.
Старик помолчал немножко, и когда он вновь нарушил молчание, он не заговорил, а хрипло прошептал мне на ухо:
– Я шел домой из Финнтра, – сказал он, – и увидел благородного английского господина, нарядного и богато одетого, идущего навстречу мне по дороге. И поскольку я воспитанный ирландец, то я мигом сошел в канаву, чтобы вся дорога была в распоряжении благородного господина и чтобы такие, как я, не портили своей вонью широкий путь перед ним. Но увы, необъяснимые чудеса творятся на этом свете! Когда он подошел ко мне, смиренно стоящему в дерьме и в грязи на дне канавы, он вдруг остановился, ласково посмотрел на меня И ЗАГОВОРИЛ СО МНОЙ!!!
От изумления у меня начисто перехватило дыхание и легкие мои долгое время оставались без воздуха. После этого я еще некоторое время не мог произнести ни слова от потрясения.
– Но, – сказал Старик, кладя дрожащую руку мне на грудь, тоже онемев, но изо всех сил стараясь обрести дар речи, – но... погоди! ОН ЗАГОВОРИЛ СО МНОЙ ПО-ИРЛАНДСКИ!!!
Когда я услышал это, меня охватило сомнение. Мне подумалось, что Старик или рассказывает сказки, или же бредит в белой горячке. Есть на свете вещи, поверить в которые невозможно.
– Если это правда, – сказал я в конце концов, – то мы не переживем уже ни одной ночи, и нет сомнений, что сегодня конец света.
Но удивительно, как человек умеет выкарабкаться живым из всех опасностей. Та ночь прошла тихо и спокойно, и в конце концов мы уже и опасаться перестали. К тому же по мере того, как дни шли, стало ясно, что Седой Старик сказал правду насчет благородного господина, обратившегося к нему по-ирландски. Теперь на дорогах часто можно было видеть благородных господ, как молодых, так и старых, которые обращались на корявом, малопонятном ирландском к бедным ирландцам и задерживали их, когда те шли в поле. Благородные господа могли легко и совершенно свободно изъясняться на британском английском, однако в присутствии ирландцев они его не употребляли, видно, из страха, что ирландец может подцепить оттуда словечко-другое как защиту от невзгод жизни. Вот как впервые пришли в Корка Дорха эти люди, которых теперь зовут “ирландскоговорящими”. Они странствовали по нашим краям с маленькими черными нёут букс в течение долгого времени, прежде чем люди поняли, что это не полицейские, а благородные господа, пытающиеся выучиться от нас ирландскому языку наших дедов и прадедов. С каждым годом эти люди делались все многочисленнее. Вскоре наши края так и пестрели ими. Со временем люди стали узнавать о том, что пришла весна, не по первой ласточке, а по первому ирландскоговорящему, которого завидят на дороге. Приходя, они несли с собой счастье и деньги, и большое веселье; это были восхитительные и забавные создания, и не думаю, что будут когда-нибудь еще подобные им.
По прошествии десятка лет или около того мы заметили, что количество их пошло на спад и что те из них, которые раньше были верны нам, направляются теперь в Голуэй и в Райн-на-Ферште и обходят Корка Дорха стороной. Конечно, они по-прежнему уносили с собой немалую толику нашего прекрасного ирландского языка, уходя от нас каждый вечер, но скудными и редкими стали те пенсы, которые они оставляли в качестве платы беднякам, поджидавшим их и сохранявшим для них этот самый ирландский живым в течение тысячи лет. Все это сбивало людей с толку; испокон веков говорилось, что чистоту ирландского (так же как и святость души) люди могут сохранять только тогда, когда они лишены всех мирских благ, и поскольку именно мы отличались крайней бедностью и вечными несчастьями, то мы не понимали, отчего ученые люди тратят свое время на корявый, убогий и ломаный ирландский, который можно было услышать в других областях. Седой Старик приступил с этим вопросом к одному встреченному им благородному ирландскоговорящему.