Поразмыслив над этими вопросами в течение следующего года, я вновь заговорил с Седым Стариком.
– Уважаемый, – сказал я. – Вот уже два года теперь, как я нахожусь без супруги, и не думаю я, чтобы от меня когда-нибудь была польза без таковой. Я опасаюсь, что соседи смеются надо мной. Как вы думаете, – могу ли я рассчитывать на какое-нибудь облегчение моей участи или же я так и останусь в одиночестве до самого дня моей смерти и окончательного захоронения?
– Внучок, – сказал Старик, – для этого необходимо иметь какую-нибудь знакомую девушку.
– Если так, уважаемый, – сказал я, – где, по-твоему, водятся самые лучшие девушки?
– Без сомнения, в Росанн, – отвечал он.
– Если так, – сказал я, – я пойду завтра в Росанн, чтобы обзавестись женой.
Старик не был доволен таким оборотом дела и какое-то время пытался обманными путями отвлечь меня от охватившей меня брачной лихорадки, но мне, конечно, вовсе не хотелось расставаться с замыслом, который твердо сидел у меня в уме вот уже два года. Наконец он сдался и сообщил эту новость моей матери.
– Ах ты, – сказала она, – бедное создание.
– Если ему удастся взять жену из Росанн, – сказал он, – откуда нам знать, не дадут ли за ней приданого? Разве не станет это нам сейчас большим подспорьем в доме, когда почти вся картошка съедена и последняя капля спиртного перекатывается у нас на дне бутылки?
– Раз так, – сказала мать, – я не стану говорить, что ты не прав.
Наконец они сошлись на том, что совсем согласились со мной.
Старик сказал, что знает одного человека в Ги Дорь, и у того есть дочь, миловидная и кудрявая, которая еще не замужем, хотя молодые люди так и приплясывают вокруг нее от желания жениться. Человека зовут Джамс О’Донелл, а девушку – Нобла. Я сказал, что буду рад взять ее за себя. На другое утро Старик сунул в карман бутылку на пинту с четвертью, и оба мы вышли в путь, направляясь в Ги Дорь. Славно прогулявшись, мы достигли этого местечка ранним вечером, когда было еще светло. Внезапно Старик остановился и уселся на обочине дороги.
– Мы уже недалеко от места жительства мистера Джамса О’Донелла? – спросил я мягко и вежливо, обращаясь к Старику.
– Да, – сказал он. – Вон там его дом.
– Отлично, – сказал я. – Я пойду с тобой, чтобы заключить договор и чтобы получить нашу вечернюю порцию картошки. Я голоднее голодного.
– Внучок, – сказал Старик грустно, – я боюсь, что ты не знаешь жизни. В нетленных книгах, что описывают жизнь ирландских бедняков, сказано, что именно в полночь приходят в дом два человека с бутылкой на пинту с четвертью, чтобы сосватать женщину. По этой причине обязаны мы сидеть здесь, покуда не наступит полночь.
– Но вечером будет сыро.
– Все равно. Бессмысленно пытаться избежать своей судьбы, сынок.
В ту ночь нам не удалось избежать ни судьбы, ни дождя. Мы промокли до нитки, а потом и до костей. Когда мы добрались наконец до дверей Джамса О’Донелла, мы были пропитаны водой насквозь, вода лилась с нас в изобилии и промочила Джамса и его дом, равно как и все вещи, и все живое, что было там. Мы залили огонь, и его пришлось разжигать вновь девять раз.
Нобла была в постели, то есть на месте, но мне нет нужды приводить здесь те дурацкие речи, которыми обменялись Седой Старик с Джамсом О’Донеллом, обсуждая вопрос о помолвке. Разговор этот от слова до слова можно найти в нетленных книгах, о которых я прежде говорил. Когда мы вышли от Джамса на рассвете следующего дня, девушка была помолвлена со мной, а Старик был пьян. В полдень мы достигли Корка Дорха, весьма довольные ночным предприятием.
Не мешает сказать, что у нас в деревне было бурное веселье и неистовый разгул, когда пришел день моей женитьбы. Все соседи собрались в доме, чтобы похвалить меня. Деньги из приданого, которые получил Старик, он успел уже пропить подчистую, и во всем доме не нашлось бы и капли на донышке, чтобы выставить на стол перед гостями. Когда они поняли, что дело обстоит таким образом, они помрачнели и приуныли. Со стороны мужчин время от времени слышался угрожающий шепот, а женщины набросились на нашу картошку и выпили все наше молоко, так что следующие три месяца у нас было очень туго с едой. Некоторый страх напал на Старика, когда он смекнул, что за настрой у собравшихся. Он зашептал по секрету мне на ухо:
– Сынок, – сказал он, – если эта компания не получит сегодня от нас выпивки и табаку, то я опасаюсь, как бы нынче ночью не украли у нас из дома свинью.
– Выкрадут всех свиней и мою супругу впридачу, уважаемый, – отвечал я. Нобла в то время была в задней части дома, и моя мать сидела на ней сверху. Бедная девушка порывалась бежать обратно, в дом своего отца, а моя мать ее вразумляла и говорила, что надо покориться ирландской судьбе. Громкий плач и шумный спор слышали мы той ночью.