Теперь следовало спешить. До того мгновения, когда вал Нечистоты от свершённого убийства накатит на него, сделав абсолютно беспомощным, умирающим от боли безумцем, оставалось меньше пары минут, и отсчет уже пошел. За это время следовало уничтожить как можно больше нападавших, так что скрытностью можно было сейчас пренебречь.
Впрочем, дело было не только во времени. Несмотря на то, что тело Артура откудато, внезапно, приобрело навыки опытного убийцы, ему просто претило – убивать ТАК. Со спины, подло и скрытно, сражая ничего не подозревающих людей. Не его это было… А если учесть, что с того момента как кинжал поразил лучника, у Артура оставалось всего две минуты, меньше ста двадцати секунд жизни, то он имел полное право прожить этот оставшийся ему срок так, как хотелось. Не взирая ни на необходимость, ни на рациональность, ни на правила.
Откудато из глубины сознания, внезапно пришла уверенность. Уверенность в том, что сколько бы врагов на него не напало, как бы опытны они ни были, и в какой бы манере боя он не сражался, – две минуты продержаться он сможет. А еще было странное легкое сожаление, словно бы принадлежащее не самому Артуру, а его телу, телу опытного и умелого убийцы, – сожаление о том, что он не желает пользоваться своим преимуществом, которое позволило бы сразить немало врагов прежде, чем они бы поняли, что их ктото убивает.
С его нового местоположения за спинами нападающих теперь была неплохо видна какаято скрючившаяся в нише невысокая фигурка, изо всех сил поддерживающая перед собой какоето защитное поле, которое увлечённо рубили несколько рыцарей. От каждого удара загадочное поле трещало и подавалось внутрь, но пока держалось. И странное веселье, внезапно нахлынуло на Барда. Он успевал!
– Эй, потомки белобрысых гамадрилов, – весело закричал Артур. – Обернитесь! – И кинулся в бой.
Странная, безумная радость. Наконецто были забыты, сброшены, словно тяжкие, неудобные оковы все многочисленные правила, сковывавшие его с того самого момента, как он ощутил в себе силы Барда. У него была цель, – защитить. У него были силы и умения, необходимые для выполнения этого. Были враги. И было целых сто двадцать секунд, чтобы исполнить свою задачу. Сто двадцать секунд полной, настоящей жизни! И это было немало.
Артур сражался. Откудато из глубины сознания, пришла странная мысль о том, что его задача – добраться до забившейся в нишу раненной колдунье. Дойти, добраться, встать рядом – и тогда все будет хорошо. И он шел.
Бой захватил его. Удар кинжалом, – яркий взблеск вражеского меча, проносящийся совсем рядом, но не затрагивая согнувшееся в глубоком поклоне тело, хрип уже мертвого, но еще не осознавшего свою смерть врага. Новый взблеск, короткий пируэт, уносящий его от смерти, легкий, словно танцевальное движение взмах рукой, с зажатым в ней оружием, – и новое тело падает на каменные плиты под ноги сражающихся.
Две минуты, что Артур отвел себе для жизни, уже давно миновали, но он все еще был жив, и даже не особенно пострадал. Несколько царапин и множество синяков, от не пробивших его доспех ударов, – в такой схватке это были совершенные мелочи. А Грязь, которая, как он был уверен, окажется его палачом, – эта самая Нечистота, внезапно оказалась временным, весьма капризным, но союзником.
Огромный, безудержный вал Грязи, словно сконцентрировавшийся за его спиной, непостижимым образом придавал силы, скорости и четкости его движениям. В этот момент Артур сам себе казался безумным сёрфингистом, летящем на гребне цунами. Остановись на секунду, притормози, соверши любое неловкое, ошибочное движение, – и огромная масса воды под твоими ногами сомнет и раздавит слабое человеческое тело.
Но пока ты не совершил роковую ошибку, – ты наверху, на безумной, невероятной высоте наблюдаешь за тем, как несущая тебя сила гнет и рушит самые прочные и высокие небоскребы, переворачивает корабли, сносит дома и машины. И нет защиты от этой волны. Нет, и не может быть в принципе!
Её и не было. Артур никогда не переоценивал свои боевые качества, рассматривая их если и отличными от нуля, то на весьма небольшую, – скорее даже, исчезающе малую величину. Но сейчас, он внезапно понял, почему в Анноне, Темном Пределе Феерии, к бардам относились не только весьма уважительно, но и с некоторой опаской. То, что сейчас с ним происходило…
Он слышал о подобных случаях. Судя по рассказам фейри, такое уже бывало. Где, когда и с кем – они не говорили. Однако симптомы были описаны достаточно подробно. Последняя Песня – так называли это жители Феерии. Редко, очень редко, необходимые для подобного явления факторы совпадали. Не так уж много Бардов, решали уничтожить значительное количество врагов любой ценой, при этом нападая первыми, без сомнений и колебаний. Но когда это все же происходило… Защиты не было. Совсем. Ни у кого.
До тех пор, пока он сражается, пока у него есть, кого убивать, – вал Грязи, несущийся за его спиной, будет поддерживать его, придавая силы для все новых и новых убийств. Возрастая с каждым убитым им врагом, эта сила позволит ему смять, уничтожить любого человека или фейри, разгромить в одиночку любое войско и обрушится на вызвавшего его барда не раньше, чем тот сам решит остановить цепную реакцию смерти.
Что перед цунами доспехи, даже самые прочные? Что для бешено несущейся волны щиты и мечи, зажатые в слабых человеческих руках? Ей безразличны мольбы о пощаде и проклятья погибающих. Жалкие препятствия, что воздвигнуты перед ней людьми, она сносит, не обращая ни малейшего внимания.
«Добро и жалость? – Все одно. О них забудь ты поскорей. И помни только лишь одно, – убей. Убей!! Убей!!! УБЕЙ!!!!»[11] – Заполняя сознание, крутился в голове у Артура навязчивый стих из прочитанной когдато сказки, полностью отражая его состояние.
И лишь короткая судорога незримой цепи, цепи, о которой он в этот момент совсем не помнил, вырвала Артура из этого странного транса. Его кинжал замер, остановленный в нескольких сантиметрах от горла стоящей перед ним на коленях девушки.
Она была незнакома барду. Лет тридцати, черный подпоясанный балахон, темные волосы, бледное, красивое лицо, длинный посох с навершием из какогото синего полупрозрачного камня… Но чтото все же вынудило Артура на мгновение притормозить бег смертоносной стали в его руке.
Он замер, глядя на коленопреклоненную перед ним фигуру, и пытаясь собрать разбегающиеся от всё усиливающегося давления Грязи мысли. Фигурка побольше – женщина. За ней трое поменьше. Разного роста. Плачут. Видимо дети. Все слабы. Противостоять не могут. Убить легко. Почему остановка?
– Аррек, это же я! – Внезапно, она подняла свое лицо, впиваясь в его глаза непонимающим, и совсем немного испуганным взглядом. – Очнись, рыцарей Соркеля здесь уже нет! Это я, Стайша!!! – новый рывок цепи. Совсем слабый, который он с легкостью мог бы проигнорировать… Порвать эту ничтожную цепь? Что может быть проще? Удар кинжалом, бросок вперед… вновь удар… Три удара – он вновь оглядел находящихся за свиной у женщины детей… И Грязь будет нести его дальше, сражать новых врагов, – или тех, кого он сочтет таковыми.
Стоит только пожелать, и она будет нести его вечно, – сквозь всю Вселенную, заботливо находя ему все новых и новых противников, позволяя убивать их, подпитывая тем самым свое бессмертие. Или безжалостно сокрушит и сомнет его самого, – если только он вздумает остановиться перед столь глупой, ничтожной преградой. И все же Бард медлил. Медлил, продолжая вглядываться в знакомые глаза на совершенно незнакомом лице. Глаза? Глаза?!!! – Новый рывок цепи.
– Стася? – Осторожно переспросил он, вглядываясь в девушку. – Стася? – Разум вернулся к нему. Вернулся полностью. Он оглядел заполненную трупами площадку на вершине циклопической башни, коленопреклоненную у его ног девушку в классическом костюме мага и черный кинжал выпал из его руки.
– Стайша! – Обрадовалась та. – Аррек, ты меня узнал? Все будет хорошо, Аррек, ты победил, мы будем жить!!!