— Я читал об этом в летописях, — кивнул Осирис, в который раз поразившись долголетию Зерата. История с варваром Смилодоном была актуальна три тысячи лет назад, в конце Жёлтой Эры.
— Да, было времечко, — мечтательно прошептал глава Дома и раздражённо ударил по зеркальной маске.
Этот бессознательный жест многое сказал Осирису. Очевидно, в то время Зерат ещё не носил свою маску.
— Кстати, — заметил Осирис, — в тех же летописях я читал, что Смилодона убил некто Шуастра Злобный, один из самых сильных Тёмных Магов, к тому времени ставший изменником своей гильдии. Ты случайно его не знал, Зерат?
— Шуастра? — в голосе главного мастера проскочила смешинка. — А как же. Конечно, знал. Его настоящее имя Шуастра Валуа ди Бри. Ты правильно сказал, Шуастра был сильным магом. Он владел артефактом, который смертные с трепетом называют Глазом Девайла. Многие думают, что этот коарим[2] был подарен Шуастре самим Девайлом-Разрушителем, но это не верно. Как-нибудь я расскажу тебе эту историю.
— Но если Шуастра был столь могущественным, что сумел прикончить Губителя, как же его одолел обычный эльфийский рыцарь? Как его там…хм, Кузгар Перо, что ли? — недоумённо воскликнул Осирис.
Зерат оцепенел, и Осирис почувствовал, как от него исходят флюиды черной ярости:
— Обычный рыцарь, говоришь? Что за чушь! Кузгар Орлиное Перо был денатосом Копья. Одно из Чад Жизни…
— Наш древний брат Малкори? — изумился чернокожий мастер. — Теперь мне всё понятно.
— Ни черта тебе не понятно, Осирис. Не спеши хоронить Шуастру, пока не увидел его мёртвое тело.
Внезапная вспышка гнева со стороны главы Шандикора заставила негра отступить на шаг назад. В следующую секунду Зерат уже взял себя в руки и спокойным тоном заметил:
— Теперь ты должен понять и согласиться с моим решением относительно выбора наставника для мальчика. Если Артур хоть чем-то будет напоминать себя прошлого, это смешает нам все карты. Пусть уж лучше им занимается брат Агно, до поры до времени. Второй Смилодон-Завоеватель нам не нужен.
Слова Безликого заставили Осириса призадуматься. И в ту же секунду он ощутил непонятный страх, лёгким ветерком всколыхнувший душу воина. Шутка ли, эксперимент с Губителем мог привести их в Харат, прямиком в Озеро Смерти.
***
— Это не было случайностью, малыш, — тяжело вздохнул Агно и погладил Артура по буйной шевелюре.
Ученик отстранился от наставника. В его глазах застыло выражение недоумения и тревоги.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Плегаз. Он напал на вашу группу не случайно. Он должен был напасть.
Сердце ученика обдало холодом. Но, всё ещё сомневаясь в смысле сделанного открытия, он поспешил развеять сомнения:
— Но ведь эти чудовища… Разве они не должны сейчас спать? Так говорил учитель Френэ.
— Это правда. Но, видишь ли, мастер Осирис (тот громила в адамантовой кольчуге) имеет специальный свисток, с помощью которого можно разбудить любого плегаза, даже в период спячки.
— Это неправда, — прошептал Артур, не в силах принять действительность. — Зачем? Ведь кто-нибудь мог погибнуть?
— Мог, — кивнул Агно и отвел глаза. — Это было своеобразное испытание на выдержку и силу. Все первокурсники должны пройти через него, даже ценой своей жизни. Скажу больше, когда мне было семь лет, в моей группе погибло три ученика. Все они отправились на корм водяным змеям.
— Но это же чудовищно, — Артур больше не мог сдерживаться. В его глазах пылали гнев и желание призвать к ответу всех тех, кто выдумал это бессмысленное в своей жестокости испытание.
Агно отшатнулся, опалённый яростью ученика, но уже через мгновение его лицо тоже исказилось от гнева.
— Чудовищно? Ты действительно так думаешь? А что в этом мире не чудовищно? Каким человеком ты хочешь стать? Тем, кто несет свет в массы и оберегает слабых и сирых? Тем, кто закрывает глаза и не видит всей серости ничтожного существования, в которой прозябают эти убогие, стенающие по всему миру? Таким ты видишь свой удел и предназначение? Ну тогда приготовься разочароваться, малыш. Однажды ты осознаешь, что в твоей душе больше не осталось ни грамма жалости, ни капли сожаления для тех, кто будет цепляться своими слабыми ручонками за твои ноги, мешая идти вперед. Ты поймешь, что они — все эти просящие — хотят только одного — увидеть, как ты дрогнешь под тяжестью их страданий и присоединишься к ним. Это будет миг их триумфа. Вот почему не стоит с таким бездумным пафосом уничижать наш образ жизни. Ты думаешь в Кион-Тократ нет морали? Ты заблуждаешься, дружочек, она есть и очень проста. Каждый из нас от рождения свободен и волен сам принимать решения. Мы можем жить, а можем умереть, и в этом вся прелесть. Тот, кто думает, что жизнь сама по себе, какой бы она ни была, и есть величайшая ценность, либо законченный идиот, либо слабак, не имеющий права на собственное мнение.
Мы не можем и не хотим быть серым подобием друг друга, мы не желаем соответствовать их узкому восприятию нормы. Каждый из тех, кого ты видишь вокруг себя ежедневно, стремится быть ярким и безумным солнцем. Возможно, они выгорят всего за один миг, а затем исчезнут навечно. Но иного им — нам, — не дано, и в этом наше благо. Смирись с этим благом, Артур! Прими свою сущность, как должное. Ведь ты один из нас. Покинутый… Токра… Люди ненавидят тебя за это. Ненавидят, боятся… и это прекрасно. Гораздо лучше той серости, что иссушает смертных, делая их сердца прибежищем для слабости и страха. Да, ты не ослышался, ненависть стала целью нашего существования. Мы живём для того, чтобы нас боялись, но для этого должны искоренить страх в самих себе. Вот причина того, что произошло на озере. Но прежде, чем возьмёшься осуждать нас снова, подумай ещё. Разве это не единственный путь для тех, кого называют Покинутыми?
Артур встревоженно поднялся со стула. С наставником что-то происходило. Ученик никогда ещё не видел его в таком состоянии.
— Наставник? — воскликнул Артур, в надежде прервать болезненный монолог.
Но мастер уже не слышал ученика. Собственное страдание Агно, результат многих бессонных ночей, вырвалось наружу в форме обличительной речи. Впрочем, Агно Серканис старался убедить не мальчика. Себя… И не сумел. Скорбно опустив глаза, Покинутый тихо прошептал:
— Хочу признаться тебе, малыш. Мне тоже опротивели принципы нашего общества, которые диктует Устав. Мне тоже ненавистен Орден, взращивающий убийц и убивающий своих детей. Но если задуматься, иного нам не дано. Не важно, жизнь или смерть. В глазах Ордена это равноценные понятия. Важнее тот путь, который связывает одно с другим. И вероятно, ты сделал глупость, вырвав Саймона из пасти плегаза. Если так сошлись звезды, значит для него было благом исчезнуть в омуте смерти и никогда не узнать, что значит ярость Охотника, боль ребёнка и крик умирающей жертвы.