После того, как чтение текстов решили прекратить, Бакланский предложил продемонстрировать действие автомата, управляемого голосом человека. Из специальной ниши машины выползла черепашка. Она реагировала на десять команд. И поскольку команды были несложными, она практически слушалась любого человека. Черепашка подползала на голос зовущего, разворачивалась вправо, влево, останавливалась на месте, подходила к специально установленной на полу доске, откидывала панцирь, выдвигала из себя электродрель и сверлила доску на заранее заданную глубину.
Черепашка произвела на некоторых членов комиссии неотразимое впечатление.
После этого Данилов устно составлял программы для вычислительных машин. Программы заранее отрепетированные и проверенные. Почти все получалось, как и было отмечено в протоколах испытаний. Нет, Бакланский не врал, никого не обманывал. Все, что он сделал, было выполнено на хорошем техническом уровне.
Заметно повеселел Бакланский. Председатель комиссии был явно очарован экспериментами, особенно черепашкой. Карин не высказался ни за, ни против. Ростовцев как-то сник. Да и остальные члены комиссии были настроены миролюбиво. Эксперимент был делом более веселым и интересным, чем сухие доклады. И только Громов, по-прежнему, оставался недоброжелателен. И не эмоции руководили им, а знания и опыт. Бакланский понимал и боялся именно этого. Свернуть Громова с линии, которой он следовал, было невозможно. Однако один противник в комиссии это еще не противник. Ну, запишет он в акте свое особое мнение… Так ведь к нему могут прислушаться, а могут и нет. Тем более что акт будет утверждаться в двух министерствах — заказчика и исполнителя. А уж на свое министерство можно будет натравить начальника СКБ. Его в главке хорошо знают, его послушают.
Остался еще один вид испытаний: улучшение разборчивости речи на междугородных магистральных линиях связи. Здесь, собственно, свое слово должны были сказать телефонисты. Третий день система работала, включенная в линию Иркутск — Усть-Манск — Марград — Москва. Бакланский еще не видел заключения, но не сомневался в положительном отзыве. И когда отзыв огласили, и он все-таки оказался отрицательным, Бакланский растерялся. Нет. Не может этого быть. Тут какая-то ошибка. Он так и сказал:
— Товарищи, тут какая-то ошибка. Сейчас разберемся. Надеюсь, все понимают, что теоретически у нас все сделано правильно.
Комиссия, воспользовавшись перерывом, пошла в коридор курить. Бакланский и слегка трухнувший Данилов начали разбираться в схеме подключения машины к магистральной линии. Схема была сложная и запутанная. Бакланский работал четко. Ошибка, а это несомненно была ошибка, должна быть найдена. Полчаса он не думал ни о чем другом. И он нашел ее. Ошибка была глупая, такая и в голову прийти не может. Машина была включена в городскую сеть.
— Ну, Данилов, — сдерживая ярость, сказал Бакланский. — Это работа твоя и Григорьева.
Возле сверкающего на солнце корпуса было многолюдно. Здесь, по-видимому, находились не одни курсы. Александр увидел ее еще издали. Она шла с двумя женщинами. Они спокойно разговаривали между собой, не спешили, радовались неожиданному солнцу. Она взглянула в его сторону, узнала, дотронулась до локтя подруги, что-то сказала ей и пошла к Григорьеву.
Она шла, а он думал, что, если бы эти двадцать метров оказались бесконечными, он бы бесконечно ждал ее, все-таки приближающуюся…
Он поздоровался, а она в ответ сказала:
— Значит, желание было так велико…
— Да. Я сказал, что приеду, и приехал.
— Желание было велико… — задумчиво повторила она, словно самой себе.
Он видел ее спокойствие, и это многое сказало ему. Александру не на что было рассчитывать. Но как она сейчас была прекрасна! Как все шло к ней? И ее спокойная улыбка, и волосы, чуть рассыпавшиеся по плечам, и плащ, и сумочка в руке.
— Как вы меня нашли? — спросила она.
— Я бы нашел сразу, — ответил он, — но я все ждал, что получу от вас письмо. И понял, что письма не будет. Я столько хотел сказать вам…
— Не надо, — слабо попросила она.
— Хорошо. Не буду. Но почему вы не ответили? Нет или да. Все равно. Вы получили письмо?
— Получила. И хотела ответить… Я ответила, только не отправила.
— Почему?
— Не знаю… Так…
— Чего-то боялись?
— Боялась? Нет. Я теперь ничего не боюсь.
— Тогда почему?
— Не знаю.
— Покажите ответ.
— Зачем? Вы ведь и так нашли меня,
— Извините, — сказал он. Они оба молчали, разглядывая носки своих туфель.