Любашин друг тотчас же склонился к Карину. А сама Любаша завела разговор с Даниловым. Анатолий посмотрел на Григорьева, и что-то тоскливое и горькое было в его глазах. Но не злое. Нет, он не злился на Григорьева, он просто жалел себя и презирал. Ведь Галя была неравнодушна к Александру, а он, Данилов, чем-то не подошел. Это он ясно чувствовал и вчера, и сегодня. Особенно сегодня, когда Галя настояла на том чтобы они зашли в гостиницу.
Что-то почувствовал и Григорьев.
— У меня есть сообщение, — сказал представитель телефонной станции. После двенадцати часов нынешнего дня «эффект телефона» исчез.
— Как исчез?! — подпрыгнул на стуле один из членов комиссии. — После двенадцати исчез, а мы до сих пор ничего не знаем!
— Пойду-ка я покурю, — тихо сказал Григорьев. — Сейчас здесь, кажется, запахнет жареным.
— И я с вами, — неожиданно сказала Галя.
— Галя, — спросил Григорьев, — вы разве курите?
— Иногда, — ответила девушка. — А что? Это плохо?
— Лекций о вреде курения вы от меня не услышите Это, конечно, ваше дело.
— И ничего-то во мне тебя не касается? — спросила Галя, переходя вдруг на «ты».
— Это трудный вопрос…
Они дошли до холла и сели в кресла у столика с пепельницей. Александр достал из пачки две сигареты, одну предложил девушке, другую закурил сам. Девушка закашлялась. Нет, курить она не умела.
— Бросьте, Галя, — попросил он. — Не идет вам.
Галя неумело затушила сигарету и сказала:
— Вот и послушалась. Тебя легко слушаться. Почему?
— Это самовнушение. Извини, но ты просто взвинтила себя… Я приехал и уеду, и следа от меня не останется…
— Не понимаю.
— Видишь ли, ты красивая девушка. Таких красивых, наверное, больше и не существует на свете. Знаешь, как я тебя называю?
— Нет.
— Хорошенькая девочка Галя. А в вашем институте я каждый перерыв выхожу в коридор, чтобы посмотреть на твою фотографию. И хорошо на душе становится. Но это не любовь, Галя.
Девушка смотрела на него с улыбкой, но чуть заметная грусть пряталась в уголках ее рта.
— Я тебе расскажу, может, ты поймешь. Есть на свете одна женщина. Я ее почти не знаю, но люблю. И это навечно. Она прошла мимо, а я остался один. Мне по-прежнему нравятся женщины, но ни одну из них я не смогу полюбить… Словом, я не тот человек, который тебе нужен.
— Господи, какую ерунду ты говоришь, — рассердилась Галя.
— Правильно. Я говорю ерунду… Но у тебя все пройдет, да ничего и не было. Посмотри вокруг. Сколько красивых и умных парней.
— Например, Данилов? — спросила она.
— И он хороший парень. А если уж полюбит, то навсегда.
— Да, наверное, — тихо сказала она. Бледность заливала ее щеки. Вчера вечером он просто блистал.
— Еще бы! При виде тебя как не засверкать!
Долгая тишина повисла в воздухе.
— Глупые вы люди, мужики, — сказала наконец Галя.
— Глупые, — согласился Григорьев.
— Что ж, пошли. Твой хороший Данилов, вероятно, совсем раскис из-за того, что я с тобой исчезла.
— Не надо, Галя, — покачал головой Григорьев. — Неосторожное слово бьет насмерть.
К ним вдруг подошел Данилов и, смешно шмыгнув носом, сел в свободное кресло.
— А мы тут поболтали немного, — сказал Григорьев. — Тебя просклоняли. Не сердишься?
— А что я?.. Я обычный, серый, не такой, как другие.
— Не лезь в пузырь, Данилов. Все мы серые, и не такие… Ну, вы тут посидите, я сейчас вернусь. Посмотрю только, что с моей комнатой сделали.
Григорьев вошел в комнату. Почти сразу длинно зазвонил телефон.
— Тише, — мгновенно сориентировался представитель телефонной станции. Алле! Кого! Галкина? Я Галкин. Слушаю.
Говорил он недолго, короткими фразами, а по лицу его было видно, что произошло что-то значительное, если не из ряда вон выходящее. Наконец он положил трубку. Все заинтересованно и выжидающе молчали.
— Товарищи! — торжественно начал Галкин. — Только что получено сообщение. «Эффект телефона» проявился в Усть-Манске и Иркутске. Жаль, что работники телефонных станций этих городов не смогли сообщить нам об этом сразу. По предварительным данным, эффект зафиксирован в двенадцать часов пятнадцать минут.
— Игорь, пошли, — потребовала Любаша. — У меня голова кругом идет.
— Но, Люба, здесь такое! Такое!
— Пошли, и никаких разговоров.
— Сигарету, пожалуйста, — попросили у Григорьева.
— Интересно, — сказал Карин, — в чем же здесь дело?
— Я сейчас сбегаю в буфет, — ответил Григорьев. — Кончились сигареты.
— Ну и бедлам! — сказал кто-то, приоткрывая дверь.