И тогда я вспоминаю, что такое со мной уже было. Кто-то звал меня, а я отгонял от себя этот крик мыслями о калькуляции завтрашнего дня, в котором будут и деловые встречи, и поездки, завтрак и обед, время для шутливых бесед с друзьями и еще множество мелких, но необходимейших действий и дел.
В дни, разложенные по минутам, как расписание пригородных электричек, иногда врывался этот зов, ненавязчивый, словно пробующий осторожным движением ноги тонкий, предательский весенний лед ручья. А я отгонял его, точно он был насекомым, случайно залетевшим в окно. И не было во мне мыслей и желаний прислушаться к тому, что шепчут мне на ухо. И только по ночам, когда все затихало, погружаясь в сны, я слышал чуть отчетливее. И это сминало стереотип моего поведения, словно Дружески предлагало руку.
Смутная еще мысль-догадка возникает во мне. Она как воздух, присутствующий всегда, но сознательно не ощущаемый. И нужно глубоко задержать дыхание, чтобы почувствовать его.
Кто-то зовет меня, и я пробую разобраться. Кто же он? Но малейшая попытка применить логику к ощущению, которое я испытываю, приводит к тому, что все возвращается на свои привычные, первоначальные места. Нет, мне не понять этого, потому что, пытаясь разобраться, я невольно отвергаю, отдаляю его от себя, отпугиваю раз и навсегда заданной определенностью, в которой нет места непонятному.
Хорошо! Я согласен. Я не буду допытываться, что да почему. Пусть сегодня будет нарушено равновесие обыденности и порядка.
И тут я сам начинаю понимать, что это я неосознанно и давно зову кого-то, далекого, непонятного мне, как непонятен я сам себе.
Да, это так. Каждый раз, когда наступает ночь, я гляжу начинающими уже скучнеть глазами в белый четырехугольник, и это я сам зову кого-то, живущего в чужом, незнакомом мне мире! И я хочу взглянуть на другое.
Я стучусь в дверь, не замечая, что стучатся и с другой стороны.
Я, кажется, уже представляю себе его. Нет, не лицо, не фигуру. Я даже не знаю, есть ли у него лицо в понятии, которое люди в это слово вкладывают. Он может быть и человеком, и сгустком кипящей при миллионах градусов материи. Не это важно. Я представляю себе его чувства и мысли, возникающие из этих чувств. Он, как и я, рвется куда-то за пределы отведенного ему круга, ограниченного законами природы. Вернее, только познанными им и мной законами природы. Мне понятны его грусть и отчаяние при мысли, что он не может увидеть что-то, скрытое от него рядом или за тысячи световых лет. Его грусть — моя грусть. Он понятен мне в своих чувствах, я согласен с ним, потому что он и есть я, только не здесь, на Земле, а где-то…
И тогда я осторожно, чтобы не вспугнуть неведомое, встаю, и порыв свежего ночного ветра, пахнущего необычным и странным, упруго бьется в мое тело, мгновение рвет мягкие шторы, превращая их в паруса, и затихает. Я воспринимаю это как согласие, как начало раскрывающегося секрета.
Я принимаю ночь со всеми ее тайнами.
Я сдергиваю со стула брюки и рубашку, шарю в темноте коридора, отыскивая туфли. Вот и все. Я готов. Я знаю и не знаю, куда мне идти. Знаю, потому что ни на секунду не раздумываю над следующим шагом. И не знаю, потому что иду не сам, что-то ведет меня.
Стараясь не шуметь, спускаюсь я по лестнице, выхожу из дома. Тишина… И вдруг короткий и резкий взрыв шагов. Это я спугнул девчонку и ее парня. Они отбегают ровно на столько, сколько могут выдержать без поцелуя, шагов на пять. Мне нужно пройти мимо них. И они снова убегают, на этот раз на три шага. И больше уже не срываются с места, когда я прохожу мимо них, только парень загораживает девушку своей спиной. Чудак!
Ночь глубока, но коротка. Всего часа полтора отведено ей сегодня. У подъезда темно, не видно даже асфальта. И только когда я сворачиваю за угол дома, мягкий свет уличных фонарей начинает создавать смешные, пересекающиеся, как в калейдоскопе, тени столбов и деревьев. И моя тень, сначала чуть поотстав, стремительно обгоняет меня, вытягивается и плавно исчезает, с тем, чтобы вновь возникнуть позади и начать свой волнообразный циклический бег. Прямолинейная и пустая перспектива улицы сообщает мне, что это и есть дорога туда. Но пустота и безмолвие здесь только кажущиеся. Я начинаю различать листья тополей, их шепот и тихое прерывистое дыхание. Чтобы не мешать им, я выхожу на середину улицы, точно зная, что шорох шин автомобилей меня сейчас не обеспокоит.
Дорога, ограниченная двумя рядами сходящихся впереди огней, ведет в бесконечность. Я это знаю, так же как знаю, что бесконечность начинается там, где эти огни сходятся друг с другом и со звездами.