В магазине была толкучка и ужасная духота. Владимир Зосимович ходил с трудом. Обе ноги его были перебиты автоматной очередью еще в далеком сорок первом. Даже при очень медленной ходьбе ноги сгибались неестественно резко, почти судорожно. Карин уже позабыл о том времени, когда ходил как все люди. И стоять было тяжело, но заставить себя обойти очередь он не мог, — стыдно. Жена старалась не загружать его хозяйственными заботами, но иногда все же приходилось это делать. Например, сегодня. Да и всю предыдущую неделю. Дочь уже второй год подряд проваливала экзамены в университете. А переживали и расстраивались из-за этого больше всего отец и мать. Мать до невроза дошла. Хорошо, подвернулся случай поехать на Черное море в санаторий. Уехала. А Ленка вдруг начала готовиться к экзаменам на заочный. И теперь Владимир Зосимович боялся ее послать даже за хлебом, чтобы не отрывать от занятий. Вдруг поступит!
От гастронома Карин свернул в переулок, и ему еще метров сто пришлось идти по солнечной стороне. Авоська с бутылками молока, свертками, пакетами и хлебом оттянулась почти до земли. И идти от этого было еще труднее.
В квартире надрывался магнитофон.
— Занимаешься? — подозрительно спросил отец у дочери.
— Занимаюсь. Антракт был.
— Смотри. Снова завалишь.
— Завалю — выйду замуж.
— Я тебе выйду, — буркнул отец и начал снимать туфли.
— А к тебе тут обзвонились уже.
— Кто же?
— Вот. Я записала телефон. Солюхин.
— Что-то не припомню такого. Владимир Зосимович сбросил наконец туфли и подошел к телефону, думая о том, как хорошо бы сейчас принять душ. Он набрал номер, и на другом конце провода сразу же ответили.
— Уважаемый Владимир Зосимович, мы тут хотели включить вас в одну комиссию. Кляузное дело. Не возражаете?
— Возражаю. Я уже и так в пяти комиссиях.
— Тогда тем более! Это ж прекрасно! — Товарищ Солюхин был, по-видимому, веселым человекам. — Всего на двадцать процентов нагрузка возрастет. Нет, право же…
— А вы откуда и кто есть?
— Вот это ближе к делу. Я директор гостиницы «Спутник». Знаете такую?
— Угу. Слышал.
— Солюхин Андрей Павлович. Я уже тут обзвонил все инстанции и по своей линии, и по вашей. По нашей линии мне рекомендовали ваш институт, а по вашей Анатолий Юльевич…
— Согбенный?
— Точно. Он самый. Так вот, Анатолий Юльевич рекомендовал вас. Я звонил на работу к вам, но, видимо, опоздал. Пришлось побеспокоить дома. Так я пришлю машину?
— Когда?
— Завтра.
— Но я завтра работаю в комиссии, которую возглавляет сам Анатолий Юльевич. У меня просто-напросто нет времени.
— А мы пришлем машину после… после работы.
Карин ругнулся про себя. Еще одной комиссии ему не хватало!
— Да в чем дело-то?
— Жильцы бегут.
— Куда бегут?
— Не куда, а откуда. Из гостиницы, из нашего «Спутника». Чертовщина какая-то. Может, и ерунда. А выяснить все равно надо.
— Чертовщина? А точнее неизвестно?
— Какие-то голоса, как из загробного мира.
— Жара это.
— Что?
— Жара, говорю. От жары люди свихнулись.
— У нас в комнатах кондиционеры. Работают, конечно, не все, но все же…
— Так чем я могу вам помочь?
— Не знаю. Но вы уж помогите.
— Господи, да чем же?
— Я пришлю за вами завтра машину часиков в семь вечера, пожалуй. И остальные как раз соберутся.
— У вас что, большая комиссия?
— Да человек пять. Инженеры, психологи…
Директор «Спутника» перечислил фамилии.
— Ого! Интересная компания.
— Так ведь неизвестно, что это такое.
— Ну хорошо. Присылайте…
Владимир Зосимович положил трубку и помянул нехорошим словом Анатолия Юльевича Согбенного, заместителя директора НИИ по научной работе.
— Этот Солюхин уже пять раз звонил, — сказала Лена. — Хочешь яичницу с помидорами?
— Отлично. Я пока приму душ.
Карин взял портфель, прошел в стандартно обставленную комнату с телевизором, книжным шкафом, сервантом, диваном и прочей необходимой для гостиной мебелью и устало опустился в кресло. В комнате беспорядок. Но так сейчас, наверное, удобнее Ленке.
Несколько секунд он сидел, опустив руки и пытаясь расслабиться, потом расстегнул портфель и вытащил из него толстый том отчета, который нужно было прочитать сегодня вечером. На титульном листе справа внизу стояла подпись руководителя темы: «к. т. н. Бакланский Виктор Иванович». Карин перевернул лист. На следующем был список исполнителей. «Григорьев, прочитал Владимир Зосимович, — Соснихин, Бурлев, Данилов…» Дальше шло еще несколько фамилий, незнакомых Карину. Соснихина и Бурлева он знал хорошо. Они приезжали несколько раз к нему в лабораторию. И Бакланского он знал, правда хуже. Тогда тот еще не был кандидатом наук. А вот фамилии Григорьева и Данилова ему ничего не говорили.