— Здравствуй, Тузик, здравствуй, хороший мой!
Он вырвался, пал на спину, засучил всеми четырьмя лапами, не умея по-другому выразить своего восторга.
— Пойдемте Марту искать, — обернулась Иришка к братьям.
— Вечером пойдем, — ответил наконец Володька глуховатым баском. — Работы много. — И сказал это так значительно, будто без него все остановится. — У нас комсомольская бригада и обязательства. — Он никогда прежде так много не говорил и как будто спохватился, развел руками, облизнул пересохшие губы кончиком языка, большими пальцами расправил под брючным ремнем старенькую ковбойку. — Нынче погода тяжелая, некогда спину разогнуть.
Петька все так же молчал, лишь переминался с ноги на ногу.
— Ну хорошо, тогда я сама поищу, правда, Тузик?
Тузик с готовностью кивнул и еще пуще замахал хвостом.
— Где мы только не искали, — затараторила Нюрка, — и по речке, и на вырубке, и в лесах. Да куда она запропастилась-то, куда?
— Угнали ее, — сказал Володька.
— Кто, кто угнал? — Иришка подступилась к нему, обе руки ладошками вверх протянула. — Куда?
— С того берега кто-то. Лодку в ту ночь видели. Да мало ли кто переправляется, не подумаешь ведь…
— В милицию надо было сообщить! — Иришка досадовала, даже сердилась. Разве можно заботиться о других делах, о каких-то обязательствах, когда такое случилось! Она представила, как вся колхозная бригада, выстроившись цепью, перекликаясь, входит в лес, а она впереди на Володькином мерине. И вот, издалека почуяв людей, подает голос Марта… И Нюркина лошадь, и Петькина громко откликаются, зовут Марту, передают ей на своем языке: потерпи, сейчас мы тебя выручим!
— И с лошадью надо было искать, — наставительно сказала Иришка.
— Все в работе, — словно извиняясь, ответил Володька. — А ведь Сильвестрыч с лошадью искал, со Звездочкой…
— Где еще не искали?
— Тайга-то велика, — опять развел руками Володька.
Петька подбил ладонью кепку, и вдруг глаза его стали злыми. Видно было, что вот сейчас он взорвется: чего раскомандовалась, думаешь, нам наплевать на Марту? Однако он сдержался, только выдохнул через ноздри. Нюрка это заметила, даже шею испуганно вытянула, и лямки сарафанчика с плечей сползли. А Иришка ничего не почувствовала, спросила Нюрку так же командно:
— Тебе тоже на работу?
— Я к тете Вере, домовничать, за ребятишками присмотреть.
Нюрке очень хотелось пойти с Иришкой, уж она-то, она-то бы на самый край света за нею пошла, да что поделать: кому каникулы, а кому и нет.
Солнце припекало. Тузик, прихрамывая, плелся за Иришкою, вывалив розовый узкий язык, быстро, быстро отпыхиваясь. Повсюду слышны были кузнечики, и от их равномерного стрекота день казался еще раскаленнее, а травы — еще суше. Конский щавель по обочинам дороги стоял коричневый, будто в лепешках гречневой каши, круглые, как копейки, цветы пижмы вяло свисали. На взгорке, в тени лиственницы, мелькнули сиреневые соцветия душицы, а потом, вдоль осинового подлеска, медово-желтыми полосами загустел зверобой. Иришка нашла земляничину, положила в рот и села на мягкую от кукушкина льна бровку. Тузик тут же забрался под куст и блаженно замер. Было безлюдно, ни один листик не шуршал, только струились невидимые жаворонки да высоко, так, что приходилось закидывать голову, словно вклеенный в белесую голубень, висел ястреб.
Вообще-то и вправду, куда идти? Если Марту угнали, то уж конечно не вдоль берега: там бы кто-нибудь да увидел, не все ведь в полночь спят. И по чащобам в темноте тоже продираться не стали бы. Значит, по какой-то лесной дороге. А по какой? Значит, не так уж далеко, но куда? Иришка вообразила себя вот такой же, как в передачах «Следствие ведут знатоки» Зинаида Яновна. Хотя бы один след заметить, и тогда уж она докажет, что Борискины и Сильвестрыч плохо искали. Она сама придумала себе игру и теперь мысленно пробиралась по зарослям, внимательно вглядываясь в отпечатки конских копыт. И вот она гладит Марту по морде, чувствует на ладони ее мягкие ласковые губы, вот ведет она Марту по улицам деревни…
«Что это я, как маленькая, запридумывала?» — пристыдила себя Иришка. И досадовать на ребят никакой причины не было. Они в самом деле заняты, им не позавидуешь. Ей-то хорошо: на теплоходике приплыла гостить — отдыхать у бабушки. Даже отец, когда в отпуск приезжает, слесарит в мастерской, ремонтирует технику. Приходит домой перемазанный, веселый, зубы одни блестят. В цехе он мастером, другими командует, а здесь, засучив рукава, сам в моторах копается. И сено косит — тетке Евдокии каждое лето по двадцать возов сена накашивает для коровы. Иришка с мамой тоже помогали, ворошили валки душистой до головокружения луговой травы, чуточку подвившей на солнце.