Выбрать главу

Лена сидела около иллюминатора непривычно расстроенная, и Ольга Сергеевна, взглянув на нее, как бы впервые ее увидела, а увидев, удивилась. Она привыкла к тому, что дочка все время была маленькой, несмышленой. В мыслях Ольги Сергеевны ни разу не мелькнуло, что дочка-то растет и уже над чем-то задумывается.

И только сейчас, наконец-то освободившись от текущей жизни, на высоте 9000 метров, где солнце бьет в глаза, где к нему ближе, где чувствуешь к земной жизни особое тяготение, Ольга Сергеевна сделала для себя открытие. Оказывается, ее Лена потрясена разлукой со своими друзьями. Надо же – у нее есть друзья! Надо же – она умеет так глубоко переживать! Надо же! Удивлению Ольги Сергеевны не было границ, как не было границ тому небу, по которому летел самолет. Одно открытие следовало за другим, они наползали друг на друга, перемешивались, падали на Ольгу Сергеевну лавиной, путали ее мысли, и она, как бы ища себе поддержки, помощи, приникла лицом к крепкому плечику дочки и на несколько минут оторвалась от самолета и пробежалась по своей жизни. И не экскурсию она совершала, а дознание себе: почему так мало времени она уделяла своей любимой дочке, почему так мало знает ее?

В три месяца она отнесла Лену в ясли, в три года повела в детский сад, в семь отдала в школу. Кормила, поила, одевала. Игрушки, книжки – были, а общения – такого понимания не вдруг, а постепенного, – не было. Она попробовала себе представить Лену совсем маленькой и не смогла. Смешных случаев не могла припомнить, тех смешных милых случаев, по которым можно вспомнить все. Она помнила Лену только такой, какая она сейчас есть. И только такой, какая она есть в данную минуту, она будет ей всегда помниться, как бы в первый раз. Прошлое исчезло из памяти, и горько ей стало, потому что прошлое было для нее безвозвратным, потому что она все забыла. Там – в далекой той жизни – Лена жила сама по себе, узнавала мир сама по себе, а она, ее мать, жила своей жизнью, и они друг друга почти не знали. Если бы не высота 9000 метров, так и не узнала бы Ольга Сергеевна свою дочь.

Лена всегда тянулась к ней, как все дети, но получала взамен игрушки, красивые игрушки, много игрушек и слова: "Мне некогда!" Или: "Не мешай! Занимайся сама!"

Ольга Сергеевна, повзрослев, потеряла интерес к детским играм и не скрывала этого, когда дочка тащила ее к себе в партнерши, в подружки. Ей было скучно играть с дочкой, и она, того не скрывая, отталкивала ее от себя. И так далеко оттолкнула, что с трудом узнала ее, такую, какой она стала благодаря самой себе, своим товарищам и другим людям. Лена вышла в мир с жаждой общения, и люди шагнули ей навстречу, не задумываясь, интересно ли это им, есть ли у них время, и наградили ее всем тем знанием, какое она с них спросила.

Ольга Сергеевна не была похожа на свою дочь. Правда, учась в школе еле-еле на тройки, она прославилась тем, что в пятом классе получила записку от мальчика. Та записка попала в руки учительницы, и ее, Олю, чуть не исключили из школы за легкомысленное поведение, хотя она не знала, кто предлагал ей ту дружбу, обошедшуюся ей так дорого. Отправитель остался инкогнито, а девчонки с ней долго не разговаривали, вслух возмущаясь ее поведением, а про себя завидуя. Зато в старших классах она взяла реванш за тот трудный год, и мальчишки стадами ходили под ее окнами, на переменах косили глазами в ее сторону, писали письма и стихи, но она, известная всей школе красавица Ольга Петухова, отвергая школьные науки и школьных поклонников, остановила свой выбор на Медицине, ей одной поклонялась, перед ней одной лила слезы.

Четыре года поступала в медицинский, четыре раза не проходила по конкурсу, четыре года проработала санитаркой в больнице Эрисмана. Пошла поступать а пятый раз. Повезло ей на пятый раз. С невероятным усердием принялась она за учебу, ничего не зная, кроме медицины, ни о чем другом не думая и не желая думать. Она не могла даже толком себе объяснить – , почему медицина, почему она навсегда притянула ее к себе?

По вечерам в студенческие годы она работала медсестрой в той же больнице и не чувствовала себя усталой и утомленной, словно сам тот выбор, решительный и однозначный, становился для нее источником бесконечных сил.

В школе она была бесцветной среди самых бесцветных учениц, даже красота не помогала. В институте и потом на работе она была одним из самых заметных врачей, и красота выделяла ее еще сильнее. Поклонников у нее, конечно, не убавилось, но они ходили вокруг нее положенное время и отставали, считали – дело тут безнадежное.

Так и жила она в свое удовольствие, пока не повстречался ей на пути майор по фамилии Травкин. Тогда она уже начала работу на "Скорой помощи". Он ее увидел на улице, когда она выходила из машины вместе со своей бригадой по инфарктному вызову.

Как увидел ее майор Травкин, побледнел вначале, потом покраснел, потом зашатался, являя все признаки вечной болезни, которая зовется любовью с первого взгляда.

– Доктор, мне плохо! – закричал он тогда ни с того ни с сего, удивляясь, что слова выходят из него сами, без всякого разрешения с его стороны. Он тогда от себя как мог отстранился и посмотрел – кто это кричит?

Взглянула Ольга Сергеевна мельком, а через него словно разряд прошел.

"Вот мне уже и лучше", – сказал он сам себе.

Ольга Сергеевна, быстро остановив на нем глаза, прочла по лицу симптомы этой известной болезни, улыбнулась и прошла мимо. О, если бы она тогда не улыбнулась своим мыслям, не летела бы она сегодня на высоте 9000 метров и голова ее не покоилась бы на маленьком детском плечике Лены Травкиной!

Майор Травкин, справившись с электрошоком, хотел было пойти своей дорогой, но, получив в ответ улыбку, предназначавшуюся ему (он был большим собственником по разного рода улыбкам!), вдруг ни с того ни с сего устремился за бригадой "Скорой помощи" за той женщиной, которая завладела его бесстрашным сердцем, не прилагая к тому никакого усилия. И с тех пор всегда ее присутствие будет учащать ему пульс, и все смотрящие на нее станут его врагами, и он перед ней будет всегда одинок и беспомощен, как перед бездной. В тот самый миг родилось в нем то бесконечное чувство, которое, как цунами, набросилось на него, и его – каким был он – не стало.

По лестнице за бригадой бежал новый человек, новый майор Травкин.

Дверь была распахнута. Когда у людей большое несчастье, они забывают про замки, распахивают настежь двери, души, только помогите, пожалуйста, помогите кто-нибудь. А кто-нибудь – это, как правило, врачи "Скорой помощи", они и входят в те распахнутые двери.

Там, в квартире, одному неизвестному человеку было очень плохо. Этот человек метался от боли и от удушья и на глазах жены и детей уходил из жизни, и они ни криками, ни любовью своей не могли его удержать. Его влекла к себе крепкая и могучая сила, и эта сила гасила в нем разум и вычеркивала его из списка живых. С той силой, вечной и враждебной, вступила в схватку Ольга Сергеевна, бывшая троечница и мечта мальчишек одной ленинградской школы. Время. Сначала она отметила время, крайне важный фактор, пока еще союзник. Осмотрела больного, выслушала сбивчивый рассказ жены. План наступления, всегда наступления. В комнате было много народу. Попросила уйти. Кроме жены, военного и бригады, Никого не осталось. Часы стучали, она считала пульс – сердце останавливалось. Майор Травкин оставался невольным свидетелем захватывающего поединка. Он испугался, когда взглянул на умирающего, ведь он никогда не видел смерти в глаза в свои тридцать лет, хотя она была непременной спутницей его профессии. Ему просто везло пока в жизни, что он с ней не встречался. Стоя у стены, он почувствовал, что сейчас Упадет, он, военный, не ведавший страха в трудном своем деле.

Ольга Сергеевна мерила толщину нити, связывавшей человека с жизнью, толщины не было, но она еще Подразумевалась. О эта минута полного осознания, когда все видишь отчетливо в черно-белых тонах, минута ясной головы, грохочущего своего сердца, когда, вместо того чтобы закричать от страха и тоски, ровным обычным голосом, рабочим голосом диктуешь свой ход: "Кислород, глюкоза!" – и дальше лекарства, еще не самые последние, ведь нить жизни еще как бы есть. Проходит час. Давление семьдесят на сорок. Снова атака. Целый набор других лекарств – другой калибр, Снова ждать. Скоро двенадцать. Сегодня первый вызов, а сколько таких вызовов за ночь?