Заговорив о Феде, Наталья Савельевна не могла не упомянуть Лену Травкину. Так и стояли они рядышком в ее сознании и являли собой пример закона борьбы противоположностей. – Лена Травкина улетела во Владивосток, но на будущий год она вернется в нашу школу и будет учиться в нашем втором "А". Очень любопытное создание. Занята она поисками каких-то тайн в нашей жизни, да не простых, а самых главных. Поэтому она вечно подслушивает взрослые разговоры. Слушает их, слушает, а выводы делает из них детские, порой смешные, порой серьезные. Случайно оброненное слово, грубость она берет на вооружение и толкает их дальше, заталкивая их в сознание своих подруг. А мы часто удивляемся, откуда наши дети такие слова знают, про такие вещи говорят? От нас самих они все и знают. Вспомните себя, как часто вы сами обсуждаете при детях то, что знать им еще рано. Прошу вас, будьте воздержаннее в своих разговорах, пусть ваши разговоры при вас и остаются. Лена Травкина, я бы сказала, самая отзывчивая из всех моих первоклассников. Нет в ней того эгоизма, который уже сейчас дает себя знать в некоторых из ваших детей. Растет она в очень обеспеченной семье, одна дочь, и тем не менее в чуткости с ней никто сравниться не может. Обращайте, мамы и папы, на это качество внимание, тогда на старости лет не придется вам утирать слезы кулаком. А как эту черту характера развивать, сами подумайте, больше думайте о своем ребенке, а не о себе, когда задариваете его игрушками, подарками, когда выполняете все его капризы. Гоните свой эгоизм!
– Трудные нынче дети пошли, умные, многое знают, чего мы даже сами не знаем! Все им доступно. И государство о них заботится, и мы сами, а они непослушные! Не ценят, не слушаются, – это в семь-восемь лет, а как дальше? К тому же программа в первом классе трудная, только и успеваем, что дома делать уроки, не до хозяйства, как будто сами пошли в пер вый класс. Только и думаешь, как бы во второй перейти, а детям нашим хоть бы что, ну совсем на нас не похожи! – раздалось несколько голосов одновременно, жаловались мамы на своих ребятишек.
Наталья Савельевна оглядела класс, который стал вдруг неуправляемым, как становился иногда неуправляемым ее первый "А".
– Похожи! Похожи! Похожи! – воскликнула На талья Савельевна, улыбаясь всем одной улыбкой. –
Забыли мы, какими сами были, а уж если вспомнить, то и стыда не оберешься. Мы повторили своих родителей, и, наверное, они нас считали лучшими. Наши дети повторяют нас, и они лучше нас. И это идет от поколения к поколению с самых древних времен. Так куда же девается то приращение улучшений, которое давно обязано представить нам если не идеального человека, то близкого к нему? Так вот, оказывается, разгадка: мы себя, взрослых, сравниваем с детьми; дети представляются нам идеальными по сравнению с нами, как мы представлялись идеальными нашим родителям, сравнивавшим нас с собой. Будучи детьми, мы имеем ряд ценных и замечательных свойств, вспомните слова: "дети – цветы жизни", "устами младенца глаголет истина". А мы, которые хуже их, оказывается, детей воспитываем! И когда они подрастают, они на нас становятся похожими, так как понесли утрату. Себя нам с вами воспитывать надо, взрослых, тогда не будет такого разрыва, пропасти той между детьми я взрослыми.
Затих класс, слушая взволнованную речь учительницы, и никого в нем не было, кто бы с ней не согласился, переживая, вспоминая детство свое и сегодняшнюю, взрослую жизнь.
Только мама Миши Строева была не согласна с Натальей Савельевной и посчитала ее высказывание длинным, скучным и неправильным. Мама Миши знала только одну-единственную теорию: она должна воспитать сына настоящим мужчиной, даже если он и станет пианистом или будет сочинять музыку. Все остальные теории она считала крамолой, уходом от реальной действительности. Она со скучающим и недовольным видом наклонилась к Светлане Евгеньевне и прошептала:
– Много лишнего говорит сегодня Наталья Савельевна! Вас не утомило собрание?
– Что вы! – шепотом воскликнула Светлана Евгеньевна. – Я, признаюсь, не ожидала от учительницы первого класса таких умных слов, простите меня ради бога за откровенность!
Не поддержанная Светланой Евгеньевной, Мишина мама ощутила внезапное одиночество в дружном коллективе родителей. Она привыкла верить больше делам, а не словам, а Мишины успехи в школе ее не очень радовали. Она надеялась, отправляя его в школу хорошо подготовленного, что он будет и хорошо учиться, а если говорить точнее, то отлично учиться. Но учился он на тройки, и в этом она винила Наталью Савельевну, которая, по всей видимости, не хотела или не умела с него спросить отличной учебы, то есть была к нему недостаточно требовательна!
– Миша Строев, поющий наш тростник! К нему я не была особенно требовательна и придирчива. Мальчик много занимается музыкой. Начал, правда, в этом году, но, как я слышала, очень одаренный ребенок! Поэтому и режим я ему сделала щадящий, хотя это не означает, что я к нему предъявляла чересчур низкие требования, незавышенные, как, например, к Феде, который только на них и клюнул, прошу прощения за это слово, но именно так это и было! В Мише меня поразила одна его черта. Не музыкальные его способности, а деликатность души. Я за ним часто наблюдаю. Не знаю я и взрослого мужчины, который бы так деликатно относился к женщине. Никогда он не пролезет в дверь первым, всегда пропустит девочку, никогда не толкнет, не обидит. Однажды видела – подошла к нему Маша, стали они о чем-то разговаривать, он сидел при этом, так встал, садись, мол, но она его не поняла, так и разговаривали оба стоя. Как-то Аллу бабушка не встретила, так он взял ее портфель и понес, а свой ранец – за плечами. Поразительно! И в этом для меня такая прелесть, как увижу его, так настроение у меня поднимается.
А вот кто "опускает" мне настроение, так это Саня Иванов, – продолжала Наталья Савельевна, останавливая глаза на Саниной мамке, которая устроилась на парте вязать. Наталья Савельевна удивленно вскинула брови, у нее чуть не вырвалось: "Иванова! Уберите вязание!"
Но Санина мамка и сама догадалась, быстро сунула нитки и крючок в парту и, смущенная, смотрела Наталье Савельевне в глаза: дескать, простите, совсем забылась, безголовая.
– Так вот, если пока остается неизвестным, где, на какой дороге подслушал Миша музыку, околдовавшую его, какая певучая звезда его заметила, какой музыкальный дождь окропил, то что касается Сани, скажем прямо – наш он, земной человек. В школу он пришел нехотя, помню я его боязнь оторваться, расстаться на минуту с мамой, помню ваши слезы, напомнившие мне еще одни слезы. Сейчас он привык не к школе, а к своему первому классу и упирается изо всех сил, не хочет идти дальше, так как хорошо ему быть первоклассником. Если его не тянуть вперед, то он так и будет оставаться на месте, так как старое его место самое лучшее для него. Не нравятся ему изменения, он их всяческий противник. Раз остались мы с ним после уроков, а он рукой подпер подбородок, смотрит на меня светло и проникновенно и говорит: "А зачем, Наталья Савельевна, люди учатся, разве они становятся от учебы счастливее?" Я прямо так и ахнула. Сначала Маша меня все удивляла, а тут Саня подсек под самый корень. Стало мне интересно, как мог в нем, в маленьком мальчике, родиться такой взрослый вопрос. А он мне на это: "Дедушка у меня есть, дед Игнат, так вот он неграмотный, пастух при коровах, а лучше, и добрее, и счастливее его я не знаю!" Хотела я ему ответить: "Мало ты, Саня, еще знаешь", но посмотрел он на меня как-то странно, и промолчала я, а потом стала объяснять ему, зачем люди учатся, зачем детей своих учат, не знаю – согласился ли он с моим объяснением? Учится Саня через пень колоду, но я переведу его во второй класс и буду его дальше учить, и дело моей профессиональной чести – не дать ему в начальной школе на второй год остаться. А дальше, может, он и сам не захочет. А может, и верно, учимся мы с вами, – много мы учились, да чему научились? Вот и я школу кончила, институт, потом институт усовершенствования. Приехала я после всех институтов к деду своему, – старый у меня дед, земляной такой человек, на кривой его не объедешь, видит человека насквозь, как рентгеновский аппарат, – посмотрел на меня, послушал, а потом сказал: "Учености нынче много вижу вокруг себя, зато умности мало: я за ту ученость, которая бы не перекрывала нашей умности!"