Паланевич. Хорошо, что вы, как коммунист, сказали нам об этом. Но не беспокойтесь: мы уже все выяснили и пересмотрели списки. С орденом придется подождать, пока колхоз станет действительно передовым и будет выполнять все планы, все взятые на себя обязательства… Какие будут предложения по отчету товарища Пытлеваного?
Вера Павловна. Указать товарищу Пытлеваному на его вредную практику и предложить выправить ошибки.
Паланевич. Дело тут не в одном Пытлеваном. Мы сами допустили грубую ошибку, подымая на щит колхоз, в котором имеется такая вредная практика. Прежде всего надо выправить положение в самом колхозе… Вам, товарищ Морозова, придется выехать туда и разъяснить колхозникам сущность грубых ошибок Пытлеваного. Второе — мы должны развенчать Пытлеваного в глазах общественности, рассеять миф о лучшем колхозе «Новая нива», чтобы другие не брали с него пример. Нужно противопоставить ему такой колхоз, как «Светлый путь». Мы выступим в областной газете с развернутой статьей по этому вопросу. А вы, товарищ Пытлеваный, надеемся, сделаете правильный вывод из того, что здесь говорилось. У вас есть способности, есть вкус к хозяйственной работе. Если вы до конца поймете свои ошибки и научитесь на практике проводить политику партии, из вас еще может выйти настоящий председатель колхоза. На этом совещание объявляю закрытым.
Все расходятся Вера Павловна остается у телефона. Крутит ручку, вызывает: «Боровичский район! Боровичский район!»
Пытлеваный (Тумиловичу, при выходе). Ну, что, ябеда! Теперь твоя душа успокоилась?
Тумилович. Успокоилась, Макар Пилиппович. Теперь все на свое место стало. А насчет ябеды — это ты напрасно… Сам благодарить будешь.
Пытлеваный. Оно вроде и следовало бы поблагодарить. (Предлагает папиросу.) Только язык что-то не поворачивается… Ты уж потерпи, не требуй сегодня. Тумилович. Да мне не к спеху, я могу и потерпеть… (Закуривает.) Год-два, пока ты в себя придешь.
Пытлеваный. Ладно уж, подковыривай! (Закуривает.) Знаешь, когда я тебя поблагодарю?
Тумилович. Ну, когда?
Пытлеваный. Когда ты снова будешь в хвосте у меня плестись.
Тумилович. Значит, так я и умру, не дождавшись твоей благодарности?
Пытлеваный (хлопает Тумиловича по плечу), Не горюй, дождешься!
Уходят.
Занавес
Картина четвертая
Столовая в областном центре. Слева входная дверь. В задней стене — дверь в кухню. В зале несколько столиков. На первом плане, сидя за столиком, пьют чай Настя и Павлина. К ним подходит Лида.
Павлина. Совещание кончилось?
Лида. Только что.
Павлина. А где же наш председатель?
Лида. Пошел в Сельхозснаб. Потом сюда зайдет.
Павлина. Что было там, на совещании, — не спрашивала?
Лида. Спрашивала. Ну, он же мне всего рассказывать не станет. Сказал только: наша взяла.
Павлина. Значит, наш колхоз лучше.
Лида. А ты разве не знала?
Павлина. Я-то знала, да другие не знали.
Настя. Я очень рада.
Павлина. Ты-то чему радуешься?
Настя. Как чему? Наш верх!
Павлина. Наш-то наш, да твой ли, еще не известно.
Настя. Если наш, то и мой.
Павлина. Может, жених теперь и говорить не захочет с тобой.
Настя. Неужели он такой глупый?
Павлина. Глупый — не глупый, а обида большая. Наверно, и ему попало.
Лида. Да, видать, дали жару и свату и жениху.
Павлина. В герои метил, а тут — на тебе!
Лида. Какой там герой! Я слыхала, всю «Новую ниву» из списков вычеркнули… Микола сам будто заявил, что его неправильно представили.
Настя. Как неправильно?
Лида. План недовыполнил.
Настя. Молодец, что сам признался…
Павлина. А Пытлеваного видела?
Лида кивает головой.
Ну, как он выглядит? Нос по-прежнему кверху или опустил немножко?
Лида. Вышел из обкома — туча-тучей.
Павлина. Жаль, что меня там не было, я б ему еще подсыпала и за бычка, и за телят, и за пугало!
Входит Роман. Подойдя к соседнему столику, бросает на него сверток.
Роман. Эх-ма!
Павлина. Что так, Роман Иванович?
Роман. Да понимаешь, дала мне жена сала с собой, а оно мне в горло не лезет. Приелось, понимаешь: каждый день — то сало, то масло, то масло, то сало. Вот и зашел сюда — дай, думаю, меню переменю. (Официантке.) Эй, золотце!