— Ни хрена я не был ребенком. Мне было семнадцать, когда все это произошло! — в его голосе гравий и сожаление.
— Ты не мог знать, что он так сделает. Не мог. Ты же сам говорил, что прятал ее у соседки, и часто сидел с ней днем.
Костя расхаживает по гостиной с ожесточением на лице. Резко останавливается. Сглатывает.
— У нас на кухне была такая длинная скатерть на столе… клеенчатая, с аляповатыми цветами. Вся прожженная окурками. И Рита пряталась под столом, когда он начинал буянить. Наш отец был приближенным к Грише-главарю. Был одним из самых жестоких из них… А когда родаков арестовали, там такой список зачитали, за что они сядут с матерью! И надолго. Хранение, воровство, нанесение особо тяжких. Там на двоих простыня была. Мы же не такие, как они? — смотрит на меня с мольбой.
— Нет, — твердо произношу. Хотя со стороны для многих так и есть. Но мы никогда не обидим слабого и невинного. Наоборот, защитим от таких вот отморозков.
— Бля… ненавижу эту систему! Мы могли бы жить без всяких опекунов вдвоем с Ритой в нашей квартире. Я был почти совершеннолетний.
— Тебе все равно не отдали бы ее. И не уверен, что она захотела бы туда вернуться, в эту квартиру в то время. Если уж даже сейчас…
— А может, и прожила бы это все, как шоковая терапия, и забыла бы. А так только и знает, что подавлять и бежать. Так что нет. Я больше ничего ей говорить не буду по поводу отъезда. Не хочу с ней ссорится больше. Не хочу ее окончательно потерять. Пусть делает так, как ей лучше!
«Так, как ей лучше», эхом отражается в моей голове, пока я иду домой.
Домой!
Это не эти четыре стены. Не баня.
Это Аня и Рита.
Я тоже должен делать так, как ей лучше.
Вот только, что, если она сама не видит, как ей будет лучше?
Давить бесполезно.
Она сама должна понять.
Рита переживает все внутри. Как будто ее приучили не шуметь с детства. Не показывать слез и того, что она расстроена.
Она ни словом, ни взглядом не дала понять, что осуждает меня за все произошедшее сегодня. Но все равно в груди растет чувство вины. Я должен был предугадать их действия и быть более быстрым.
А также не быть таким снисходительным в прошлом.
Когда я вхожу внутрь, на меня ложится тишина и напряженность.
— Как ты? — снова спрашиваю.
— Все нормально.
Вместо того чтобы спорить, я киваю. Она не будет сейчас слушать меня, если я заикнусь о том, что подавление — не выход.
— Хочешь, я приготовлю ужин? — одариваю ее одной из своих озорных улыбок.
— Да, — пожимает плечом. — Пожалуйста.
— Тебе понравится, — обещаю ей.
У меня такое чувство, что, пока меня не было, что-то еще случилось.
Слишком тихая Рита за ужином.
Но я терпеливо жду, пока она сама захочет хоть что-то сказать мне.
Вечером мы вдвоем укладываем Аню спать. Она крепко засыпает после теплой ванночки.
Нянчиться с ней — всегда поднимает настроение. По блеску в глазах Риты я вижу, что с ней так же.
Я раскручиваю на диване свернутое в рулон постельное белье.
— Давай спать.
— Спать? — Рита смотрит наверх. — А ты не хочешь…
— Хочу. Я всегда тебя хочу. Но это не то, что тебе нужно сейчас.
— Давай, я сама буду решать, что мне нужно!
— Просто полежим и пообнимаемся, — настаиваю мягко.
— Ясно. Ты не хочешь.
— Хочу! Рит… я не хочу заниматься сексом с девушкой, которая на самом деле этого не хочет!
Рита подходит ближе и утыкается лицом в мою грудь.
— Мне нужно это, — с истеричными нотками.
— Отведи меня наверх.
— Рит. Ты устала. Столько всего было.
— Просто трахни меня, — рычит. — Ты же это умеешь.
Звучит так, будто это мой самый главный навык и достоинство.
В общем-то, я сам себя так вел всегда. Винить ее не могу. Я же сам предложил ей именно это.
То, как она выругалась днем в разговоре, было лишь первым признаком ее истерики. Сейчас это начинает проявляться все больше.
А я обещал, что буду рядом, когда буду нужен.
— Хорошо.
Сжимаю ее ладонь и веду на мансарду.
Усаживаю ее на край кровати. Стягиваю трусики по бедрам, опускаясь перед ней на колени. Раздвигаю ножки шире и прохожусь губами по внутренней стороне бедра. Когда мой язык порхает по ее клитору, Рита стонет и прижимает мою голову ближе к себе, впиваясь в волосы.
Увеличиваю давление своего языка и губ.
Рита кончает очень быстро и тут же тянет меня за собой на кровать.
Нетерпеливо расстегивает мою молнию. Затем переключается на то, чтобы стянуть с себя платье. Все ее движения хаотичны.