Все эти стремления, импульсивные желания, создать банду, стать главным, чего-то добиться. К чему они? Если близких людей я не в состоянии защитить. Даже рядом со мной, даже со всеми предпринятыми мерами она оказалась в опасности.
Я виноват.
Я ядовит.
От меня и моих эгоистичных желаний одни проблемы.
Рядом со мной все люди катятся в пропасть. Каждый, кто протягивает руку помощи, по итогу получает укол тернистой розы.
Больше не могу…
Это конец. Я так хочу домой. В самое начало.
На пепле прошлой жизни остались только ненависть и отвращение.
…
Легкий холодный ветер рассвета, будто пытался закрасться в самое сердце. Но там уже давно гулял сквозняк. Все также покачиваясь из стороны в сторону, Манджиро возвращался по пустынной трассе назад, в дом мафиози.
…
13 августа
Мелодия мобильного рассекла тишину комнаты.
Странно. Хина почему-то звонит. Вот же только разговаривали. Я посмотрела на экран, разглядывая фотографию, затем сняла трубку.
Прерывистое дыхание. Молчание. Едва уловимые всхлипы.
— Ацуко… — беспокойный голос подруги дрогнул, затем сорвался на истеричный крик. — Эмма умерла…
Дальнейшие слова как в тумане. На момент сознание сжало мир настолько, что виски начало ломить от боли. Появилась ирреальность происходящего.
Не помню, как положила трубку.
Сев на кровать, какое-то время я просто смотрела в одну точку. Будто не желая принимать действительность, зависла где-то между реальным миром и мыслями. Через полчаса пришло отрезвляющее чувство прозрения. А за ним одышка. Прерывистое дыхание. Пот. Иллюзия сужения пространства. Такое ощущение, что голова скоро лопнет от нехватки воздуха.
Такой была моя первая паническая атака.
Перед тем, как окончательно задохнуться, я все же успела выкрикнуть истошный вопль, на который прибежала мама. Увидев меня в таком состоянии, она жутко перепугалась и позвала папу. Они принесли мне воды и холодный компресс, открыли окно. Через какое-то время симптомы отступили. Однако губы продолжали предательски дрожать, а глаза налились слезами.
— Милая, что случилось? — мама приобняла меня, наконец успокоившись. — Может вызовем врача?
— Эмма… Мама, Эмма умерла…
…
Всю следующую неделю я просидела в своей комнате. Сил ходить в школу, есть и просто существовать не было. Родителей тревожило подобное мое состояние, однако они не лезли с расспросами и никому не нужными утешительными словами.
Лишь один раз за дверью я услышала их разговор:
— Эмма Сано? Та светленькая подруга Ацуко? — уточнил отец.
— Да. Умерла вовремя байкерской стычки, — заключила мама, — в день смерти почившего старшего брата.
— Так ведь у нее вся семья хулиганы, — голос отца обеспокоенным тоном резюмировал, — надо бы оградить нашу Ацуко от всего этого. Видишь, что приключилось с девочкой.
…
В день похорон телефон разрывался от сообщений Такаши и Хинаты. Каждый раз, когда их фотографии высвечивались на экране, сердце вздрагивало, постепенно накатывала новая паническая атака. Как-будто их лица, голос и все, что с ними связано, становились триггерами к приступам.
Мама быстро это заметила, поэтому отключила телефон. После недолгих переговоров родители вызвали врача. Его визит не внес ничего нового. Абсолютно каждый в комнате понимал, что со мной происходит.
Так смерть близкого человека стала спусковым крючком панических атак.
…
Находясь целую неделю наедине с собой, я о многом поразмыслила.
Первое время то и дело душили стыд и вина. Я не нашла в себе силы прийти и проводить подругу в последний путь. Мысль о том, что увижу ее траурный портрет заставляла метаться по комнате в поисках подтверждения того, что все это лживый сон. Ощущение собственной беспомощности открыло в сознании червоточины, из которых гулким эхом доносилось:
— ТЫ НИЧТОЖЕСТВО!
— СЛАБАЧКА!
— БЕССЕРДЕЧНАЯ!
— ТЕБЕ НЕ СТЫДНО!?
Второй волной покатились мысли о страхе за свою жизнь.
И я, и Хината, и Эмма не подозревали, какой опасности себя подвергаем, находясь рядом с «Токийской Свастикой». Все казалось детским и наивным. Ну дерутся парни и что теперь? Возможно, так и было по началу. Безобидные драки по чести, без оружия и ухищрений. Однако с каждой стычкой градус опасности, манипуляций, оружия, грязных игр, насилия и смертей только возрастал. И мы сами не заметили, как стали мишенями для всех врагов свастонов.
Надо бежать. Надо бежать. Надо бежать. Я не хочу повторять судьбу Эммы. Мне страшно, что со мной произойдет тоже самое.
Вершиной айсберга самобичевания выступили убеждения самой себя в собственной неважности и поиска на затворках памяти подтверждений этому. В действительности для многих свастонов я была лишь блеклым пятном, мешалась под ногами. Однако для некоторых моя дружба имела ценность.
Хина, Мицуя, Такемичи, я вас люблю, но сейчас, когда воспроизвожу ваши лица в памяти, чувствую лишь тревогу и желание спрятаться.
Если подумать, то я и не нужна им вовсе. Одним больше. Одним меньше. Никто и не заметит моего отсутствия. Они всегда меня бросали. Невелика потеря.
В голове эхом отчеканивались слова бывшего мебиусовца и беловолосого незнакомца:
— Это же очевидно, что ты им не нужна…
— Зачем ты продолжаешь пытаться?
— Истинное одиночество честнее одиночества в толпе.
…
Неделя пролетела незаметно. Неминуемым сигналом мелькала мысль о том, что нужно идти в школу. Нельзя вечно оставаться в комнате, сводя себя с ума собственными мыслями. Посмотрев в зеркало, я не узнала девушку в отражении. Впалые щеки, бледный цвет лица, синие круги под глазами и небольшой тремор в руках – все свидетельствовало о нестабильном состоянии. Огромными усилиями получив положительный ответ мамы, я собрала рюкзак и робкими шагами вышла из дома в сторону автобусной обстановки.
…
— Ацуко! — за моей спиной послышался обрадованный голос. — Ацуко, стой!
Обернувшись, я увидела Такаши, по всему видимости взбодрившегося после моего появления в школе. Сказать, что рада видеть его? Наглая ложь. Каждая клетка тела кричала о том, чтобы я скрылась в толпе. Однако он уже заметил и неминуемо сокращал расстояние.
— Ацуко, как ты? — ладонью он аккуратно коснулся моего плеча. — Мы с Хиной всю неделю звонили… Представляешь, Майки распустил свастонов после…
— Мне больше это не интересно, Мицуя, — я резко сбросила его руку, — мне пора.
…
После он еще несколько раз пытался заговорить со мной в школе, присылал десятки сообщений, говорил, что понимает тяжесть утраты и готов поддержать. Хина приходила ко мне домой, пыталась встретиться. По моим настойчивым просьбам мама отвечала ей, что меня нет дома.
Теперь их лица только напоминали о боли утраты, добрых временах, которые уже не вернуть, собственной трусости, ничтожности и чувстве стыда.
Я углубилась в обучение, стала лучшей ученицей в классе, затем поступила в университет. Весь оставшиеся школьные годы претворялась, что не знаю ничего о распавшейся «Токийской Свастике».
И больше никогда не подпускала кого-то близко.
Иногда просыпалась в поту. Смерть Эммы тяжким грузом осталась висеть на душе. Но я ведь не виновата. Тогда почему чувствую это? Ощущение, будто мои действия повлекли за собой что-то страшное.
Так я окончательно замкнулась в себе.
…
Вылетев из внедорожника, ты попыталась побежать в неизвестном направлении, но из-за длительного удушья в мозг долго не поступал кислород. Тело рухнулось на асфальт, разбивая колени в мясо. Взгляд проводил злосчастный внедорожник. Когда он окончательно скрылся из виду, сознание стало приходить в норму. Подкатившиеся слезы горячими каплями падали на ладони. Воздуха по прежнему не хватало. Ты отползла на газон, чтобы перевести дух.