— Уверена, что ни о чем другом они и думать не могут, — размышляла вслух Мишель. — Через несколько минут мясо будет готово. Пожалуй, я воспользуюсь временем и устрою им в кабинете постель.
— А я возьму в грузовике кейс. Отец дал мне детскую книгу и альбом с моими фотографиями, которые снимала мать.
При упоминании о таких бесценных сокровищах у нее влагой заволокло глаза.
— Я говорил тебе, что он просил меня подумать о переводе моей компании на Восточное побережье, чтобы стать частью корпорации Заннисов?
Он остановился на полпути к двери.
Пока она переваривала неожиданное открытие, Зак исчез в холле. Страхи самого разного рода зашевелились в ней. Мир Зака изменился навсегда. Теперь у него есть отец, который любит его и хочет, чтобы сын был рядом. Любимый сын, потерянный и найденный. Он хочет, чтобы Зак занял в семье по праву полагающееся ему место.
Что может быть естественнее для отца, давно потерявшего своего маленького мальчика? Он просто жаждет осыпать теперь уже взрослого человека всеми благами, какие полагаются ему по рождению.
Большой новый мир открывается перед ним.
Кто знает, какие возможности ждут его? В привилегированном кругу друзей Заннисов может быть юная гречанка. В его сердце вспыхнет пламя, едва он увидит ее. У них родятся красивые дети. Он никогда не устанет от юной красавицы и не оставит ее…
Чем больше Мишель думала об этом, тем увереннее делала вывод, что жизнь заготовила для Зака что-то необыкновенное. Поэтому он и не мог до сих пор найти подходящую ему женщину.
И неожиданное драматическое появление на сцене Занниса-старшего — что угодно, только не случайное совпадение.
Страница, с которой начинается самая важная глава жизни Зака, только открывается. И это слишком великий момент. Послание небес, ясно. Первые двадцать восемь лет жизни — это пролог. Теперь Зак должен исследовать свой новый мир.
Ее брак с Заком не получится.
Новое вино не наливают в старые мехи, иначе оно взорвется. Новое вино предназначено для новых мехов. Поговорка, которую она слышала всю жизнь, вдруг приобрела больший, чем раньше, смысл.
Брата она встретила в дверях. Мишель знала, что он надеялся увидеть ее сияющей от счастья. Грэхему достаточно было увидеть ее опущенные уголки губ, и блеск исчез из его глаз.
Шерилин и Линетт стояли за ним. Мишель обняла обеих. Ей не удалось прочесть по выражению лица, о чем думает невестка. Они прошли в переднюю часть дома, где их ждал Зак. Он разложил на кофейном столике альбомы и конверты с фотографиями.
Все сели вокруг кофейного столика. Зак начал рассказывать об убийстве своей матери. Мишель оставалась в тени, только изредка делая краткие замечания. Остальные сидели, оцепенев, и лишь потом постепенно начали задавать вопросы.
Он показывал им фотографии. Снимки не лгали. Книга о малыше рассказывала о начале жизни ребенка, окруженного любовью родителей из очень хорошей семьи.
Зак — любимый сын Николаса Занниса, его плоть и кровь. Отец хотел, чтобы сын жил рядом. Но какое бы решение Зак ни принял, в его жизни всегда будет человек, чья боль бесконечна. Человек, который имеет право восполнить годы отцовства, отнятые у него самым жестоким путем, какой только можно вообразить.
Мишель уставилась в пол. Сердце ее болело от сострадания к брату и невестке. Их сейчас раздирали разные чувства. Обоим потребовались годы, чтобы стать родными Заку. Николас Заннис добился этого за один день. Он всего лишь появился в жизни Зака и сказал, что никогда не переставал любить и искать его.
У какого сына найдется иммунитет против таких слов?
Мишель не могла заставить себя взглянуть на Шерилин, которая обожала брата. С того дня, как Зак сказал семье, что хочет жить в Карлсбаде, Шерилин не возразила ни слова. Но Мишель догадывалась, что невестка восприняла его отъезд как потерю брата.
— Гречанки по-настоящему красивые, — тихо пробормотала Линетт, которая продолжала смотреть фотографии. — Твоя сестра просто потрясающая.
У Мишель перехватило дыхание, потому что она думала о том же. Как и каждый из них, бедная племянница боролась с противоречивыми чувствами, бурлившими в ней.
— Она такая же симпатичная, как и ты.
— Приятная попытка, дядя Зак, — Линетт одарила его грустной улыбкой.
— Я сказал это, чтобы подтвердить правду, — с пугающей властностью настаивал он.
— Когда ты собираешься в Нью-Йорк?
Шерилин задала вопрос о том, о чем боялась спросить Мишель.
— Мишель отвезет меня к доктору, а завтра я подам заявление о паспорте. На это надо много времени? Как ты думаешь?
Зак встревоженно посмотрел на Мишель.
— Мой пришел через две недели. К тому времени, когда ты полностью поправишься, паспорт, наверное, уже будет здесь. А я вернусь в Риверсайд и начну готовиться к работе у нового пациента.
— Ты уже подала заявку?
Грэхем мрачно посмотрел на нее.
— Да, — солгала она.
Прости меня, Грэхем, я объясню все позже.
— Когда это случилось?
Зак изучал ее из-под полуприкрытых век.
— Я заходила в медицинскую службу несколько дней назад.
Не успел он задать другие вопросы, как заиграл его сотовый.
— Я принесу, — вызвалась Мишель.
Она сидела ближе всех к кухне, где на рабочем столе лежал его телефон.
— Кто может звонить тебе за полночь, зная, что ты болен? — нахмурилась Шерилин.
Мишель осторожно, чтобы не коснуться его пальцев, отдала ему трубку.
— Отец. Я просил его позвонить и сообщить, благополучно ли он прилетел в Нью-Йорк. Извините. Я на минутку, — с этими словами Зак вышел из комнаты.
— По-моему, нам пора спать.
Когда Зак ушел, Грэхем поднялся с кресла. Он горестно посмотрел на Мишель: мол, утром надо поговорить.
— Ты можешь спать в комнате, которую занимала я, — повернулась Мишель к Линетт. — Я постелила чистое белье перед вашим приездом.
— А ты где будешь спать?
— Сегодня, вероятно, моя последняя ночь здесь. Я хочу подольше остаться на террасе, чтобы напоследок насладиться океаном. Кто знает, когда я увижу его снова?
— Можно, я посплю с тобой на соседнем шезлонге?
— Конечно.
Мишель обняла племянницу.
— Я люблю океан ночью.
— Я тоже.
Линетт так нуждалась в поддержке, что даже обратилась к тете Мишель, которую избегала последние недели. Вряд ли племянница знала, что Мишель тоже мечтала о компании кого-то близкого и родного.
Они все нуждались друг в друге, если хотели благополучно дожить до утра.
Им не понадобилось много времени, чтобы подготовиться ко сну. Мишель и Линетт надели футболки и шорты. И пока дверь в комнату Зака была закрыта, все пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись.
Мишель выключила всюду свет и вышла на террасу, куда тетя с племянницей принесли подушки и одеяла. Когда они устроились, Линетт повернулась лицом к Мишель.
— У меня такое чувство, будто дядя Зак уезжает навсегда. Это убьет маму и папу.
— Даже если он уедет, — Мишель с трудом сглотнула, — ты ведь знаешь, он будет приезжать домой, навещать всех вас. — Она постаралась наполнить голос энтузиазмом. — Ты только подумай, какое волнующее путешествие его ждет.
— Теперь уже никогда не будет как прежде. Можешь считать, что я ужасная. Но я хотела бы, чтобы отец Зака не находил его.
— Ты не ужасная, Линетт. По-моему, эгоистическая часть каждого из нас рада бы представить все как дурной сон.
— Похоже, что так. Зак изменился.
— Каким образом?
— Не знаю. Просто он кажется другим. Старше.
— От рассказа о смерти его матери стынет кровь.
— Не хочу думать об этом. Но не могу избавиться от мысли, до чего же он похож на отца. На этих фотографиях он похож на них на всех. Но он гораздо лучше выглядит.
— По-моему, его брат тоже красивый, — ради справедливости уточнила Мишель.
— Красивый, но Зак выглядит будто греческий бог.
— Ты права.