Есть в серии обидные и внушающие недоумение пробелы. Нет хороших биографий некоторых крупных русских революционеров, деятелей партии. Нет биографии В. И. Ленина. Разумеется, задача создания такой книги на новом уровне исторической нашей науки трудна, но не неисполнима. Может быть, следует подумать над тем, чтобы объявить конкурс на написание такой книги или организовать коллективную работу над ней в соавторстве писателей и историков-специалистов.
Сохранился еще и некоторый страх перед изображением замечательных людей с, так сказать, исторически несбалансированными противоречиями в их судьбах и характерах. Этот крен к обязательной исторической благополучности героев биографических книг выправляется, и уже появилась книга о Достоевском Л. Гроссмана. А сколько еще в нашем прошлом есть интереснейших фигур, биографии которых могут стать поводом для большого философского спора.
Следует сказать еще об одном живучем предрассудке, который в известной мере обедняет и ограничивает развитие биографического жанра. Возможно ли создавать биографические книги не только о «положительных» деятелях истории, науки и искусства? Практика последних лет как будто отвечает на этот вопрос отрицательно. Но верно ли это? Многим замечательным писателям удавалось изображение сложной и недоброй по своей волевой устремленности исторической фигуры, изображение одновременно объективное и страстно обвинительное. Вспомним блестящую книгу С. Цвейга о Фуше. Разве можно найти что-либо безнравственное и бесполезное в интересе писателя к судьбе и внутреннему миру этого зловещего и необычайного человека? Мы часто забываем ту простую истину, что влияние и отрицательных примеров может быть глубоко положительным.
Увлечение жанром биографии — дело не новое, но именно теперь развивающееся с нарастающей силой, по кривой резкого подъема, если не сказать скачка. Серия «Жизнь замечательных людей» или, как в эпоху условных шифров мы кратко говорим, «ЖЗЛ», была основана еще в начале тридцатых годов благодаря неутомимой инициативе А. М. Горького и удивительной способности М. Е. Кольцова превращать фантазию в реальное, практическое мероприятие. С тех пор она стала одной из культурных традиций нашего общества, настолько уже привычной (наряду, например, с «Библиотекой поэта» или толстыми томами «Литературного наследства»), что без нее уже трудно себе представить мир советского интеллигентного человека.
Лучшим показателем успеха книги является даже не ее быстрая продажа, а тот многозначительный факт, что биографии «ЖЗЛ» как бы прирастают к книжным полкам владельцев и не возвращаются обратно на прилавки через букинистическую сеть. Вы легко можете купить у букинистов прошлогодние шпионские романы или множество других вчера еще самых ходких книг, но книг из серии «ЖЗЛ» у них почти нет. Мне недавно понадобилось разыскать один томик, выпущенный три года назад. Я обошел двадцать магазинов Москвы и Ленинграда и не нашел. А тираж был более ста тысяч.
О многих книгах серии «ЖЗЛ» я не пишу по самой простой причине: я не смог их достать. Значит ли это, что все не прочитанные мною книги интересны, полезны, увлекательны? Я этого не знаю, но опыт показывает, что, купив томик «ЖЗЛ», раскаиваешься довольно редко. Вот не сумел достать недавно вышедшую биографию Гарсиа Лорки. К букинистам не иду — безнадежно. Но, может быть, все-таки повезет где-нибудь или выйдет второе издание?
1966
На полях книги Андре Моруа «Типы биографий»
Известный французский писатель Андре Моруа недавно умер в возрасте 83 лет. Он написал много книг разных жанров — критика, эссе, мемуары, психологические романы, исторические обзоры, путевые записки, стихи, но прославился своими биографическими работами. Советским читателям хорошо знакомы принадлежащие перу Моруа биографии английских поэтов Шелли и Байрона, английского премьер-министра Дизраэли, шотландского ученого, открывшего пенициллин, Флеминга, французской романистки Жорж Санд и трех Дюма: деда, отца и сына — революционного генерала, великого романиста и популярного драматурга. Последние две книги выдержали у нас повторные издания. Кроме того, Моруа написал биографии В. Гюго, Тургенева, Вольтера, Шатобриана, Р. и Е. Броунинг, Марселя Пруста и другие. Они все отличаются серьезным и добросовестным изучением исторических источников, самостоятельной трактовкой темы, легкостью изложения и многими чисто литературными достоинствами.
В статье «Я против оргии отчаяния», написанной в 1962 году специально для нашей «Литературной газеты», Андре Моруа так сформулировал свою позицию как биографа: «Я хотел с помощью романов-биографий, а не с помощью нравоучительных лекций показать людям, что „другие люди“, в которых мы так часто видим врагов, если приглядеться к ним с некоторой долей симпатии, могут превратиться в друзей. Жанр биографии казался мне особенно подходящим для того, чтобы помочь людям понять сложность человеческой натуры. Прежде всего потому, что биография подлинна и поэтому читатель в нее верит, во-вторых, потому, что биограф в большей степени, чем романист, обязан передать всю сложность человеческого характера. Многие поступки великих людей удивляют и возмущают нас, но биограф не имеет права отмахнуться от них: ему приходится брать своего героя, каким его рисуют документы и свидетельства современников, и такое изображение оказывается хорошим уроком человечеству. Виктор Гюго отнюдь не был совершенством, я это знаю, но его противоречивые страсти помогли ему создать великие произведения. Точно так же Жорж Санд на основании опыта собственной жизни, которая была „посредственной и такой же неудачной, как все жизни“, создала образ прекрасной женщины — Консуэло. Все дело в том, что у каждого человеческого существа бывают прекрасные минуты. Роль писателя, если он способен на это, состоит в том, чтобы запечатлеть свои прекрасные минуты и вдохновить читателя на нечто подобное».
Андре Моруа писал это в разгар работы над новой биографией — над жизнеописанием Бальзака, книга эта вышла в свет. Она называется «Прометей, или Жизнь Бальзака». Во Франции существует не менее сотни биографий Бальзака разного типа, и для того, чтобы приниматься на склоне лет еще за одну, надо быть уверенным, что можешь сказать что-то свое, новое. По отзывам французской критики, восьмидесятилетний А. Моруа не ограничился пересказом известного ранее об авторе «Человеческой комедии», сдобрив это своей изящной, мягкой иронией. Он перерыл немало частных и государственных архивов и добыл много неизвестных ранее документов, открыл связь между фактами, хотя и известными, но не считавшимися значительными, подтвердил вероятность спорного, отмел сомнительное.
Андре Моруа — пример большого художника, сознательно и с интересом относящегося к проблемам писательского мастерства, к соблазнам и очарованиям избранного (и во многом созданного) им биографического жанра, неотступно размышляющего о собственном опыте и об опыте своих коллег. Об этом он рассказал в своей доныне неизвестной у нас работе, названной им «Типы биографий». История этой книги такова: в 1928 году А. Моруа был приглашен Тринити Колледжем в Кембридже прочесть несколько лекций об искусстве биографа. Они-то и составили книгу. В ней 6 глав: «Современная биография», «Автобиография», «Биография как средство выражения», «Биография и роман», «Биография, рассматриваемая как наука» и «Биография как произведение искусства». И хотя большинство биографических работ Моруа (в том числе и самые знаменитые) было опубликовано уже после создания им этой книги, она все же очень интересна. Опыт писателя расширился и обогатился, но принципы его работы остались в основном прежними. Это легко проверить, так как у нас переведены биографические книги А. Моруа и первого, и среднего, и последнего периода его литературной деятельности. Зрелый и старый Моруа следовали за молодым Моруа, уже достаточно четко и определенно сформулировавшим главные принципы своей работы.
Конечно, и Моруа-теоретик остается все тем же Моруа, каким мы его знаем из его книг: он ясно мыслит, умело расчленяет все стороны занимающей его проблемы, он начитан и широко эрудирован, в его суждениях нет импровизации, и чувствуется, что он много над этим думал, он умело подбирает примеры и цитаты, он изящно и остроумно формулирует, не избегая и парадоксов (впрочем, Альберт Эйнштейн считал, что парадокс тоже может быть формой истины), он избегает догматических утверждений даже в тех случаях, где он очевидно прав, и осторожно говорит: «я нахожу» или «я лично предпочитаю». Это само по себе немалое дело — почти сорок лет идти в избранном направлении по стрелке старого компаса, не плутая по сторонам и не возвращаясь обратно. Моруа рассудителен и осторожен — черты для профессионального биографа полезные. Мне кажется, что анализ и критика автора «Типов биографий» весомы и верны. И не только во многом, но, пожалуй, и в главном. Он глубоко и точно определяет задачи излюбленного им жанра, четко обводит его границы, без чрезмерной узости, но и без расплывчатости и излишней свободы. Можно без опаски довериться его вкусу: тут его проницательный арбитраж почти бесспорен.