- Ты, Андрей, зря обиделся. Никому, кроме тебя, не могу я доверить столь важное для нашего отечества дело. Князь Глинский весьма обидчив. Хотя корни его исходят от Ордынского князя, но давным-давно Глинские приняли православие и не отступаются от него. Из поколения в поколение. Сам он уважаем почти всеми королевскими семьями Европы. Глинский знает себе цену и не примет опеки. С ним тебе придется сдружиться, как сдружился ты с Хабаром-Симским. Тебе это посильно. Ни Юрий, ни Дмитрий не справятся. А послать кого-либо ниже знатностью к нему я не могу. Слишком много пользы может Глинский принести нам, обласкай я его да уважительно отнесись к его знатности. Так что не куксись, а восприми поручение мое как наиважнейшее.
- А кто поведет рать?
- Воеводы. Опытные. Чтобы тоже не ударить лицом в грязь. И не одним путем, а несколькими. Так поступал наш отец, оттого и выигрывал все сражения. Вполне возможно, я и сам поведу несколько полков к Смоленску. Нам его отбить у латынян весьма важно. Город-то наш - православный, а пока он в руках ляхов, он висит над нами грозовой тучей. Сколько можно с подобным мириться? Ну как?
- Ты же, Василий, знаешь: никогда, ни в мыслях, ни в словах, ни в поступках не перечу я тебе. Мое желание стяжать себе славу воеводы, но коль скоро ты велишь иное, я расстараюсь.
- Вот и ладно. Письмо к Михаилу Глинскому уже готово. Три сотни лучших мечебитцев из моего полка тоже готовы отправиться с тобой в путь. Определи сам день выезда. Одно прошу: не волынь.
- Я готов ехать хоть завтра.
- Согласен. Только не обессудь, проводов никаких не будет. Чем тише, тем лучше.
- Вполне понимаю.
Князь Андрей не лукавил. Ему и в самом деле было ясно, что ехать нужно скрытно, путь предстоит не только по своей земле, но и по литовской. Как ни выбирай дорогу, а границу с Литвой придется пересечь, затем несколько дней ехать по неприятельской земле. Это прежде Туров был русским княжеством. Впрочем, Глинские и по сей день считают себя русскими князьями, православными. Хотя сомнительно, рассуждал князь, чтобы Михаил Глинский не принял католичество, столь долго находясь при королевских дворах, исповедующих католичество. Однако это - пустое, а главное - как тихо-мирно проехать в Туров с тремя сотнями верховых? Не с боями же пробиваться?
Василий Иванович развеял опасения брата, объявив:
- Проводник у тебя будет наинадежнейший. Еще и для подстраховки пара. Так что тебе не придется самолично выбирать путь, ломая над этим голову.
- Тайные пути ему ведомы?
- Конечно. Не сомневайся. Положись на него полностью.
Проводник вел отряд уверенно, то выбирая прямоезжие дороги, то уводя мечебитцев на лесные, петлявшие по доступной только для всадников глухомани, в которой немудрено и заблудиться, но, несмотря на все, вывел отряд точно к слиянию Пути и Сожи.
- Дальше так: Гомель обойдем стороной, взяв напрямки на Припять. Выйдем на нее близ Мозыря. Дальше мой совет: не спешить. Послав вестника к Михаилу Глинскому, устроимся на глухой лесной поляне. Перегодим, пока из Турова нас встретят. Князю Глинскому видней: либо с ратью придет, либо без нее, сам-один с путными слугами и стремянными.
- Стоит ли ждать? - засомневался князь Андрей. - До Турова - рукой подать. Лесом близ берега Припяти пройдем, вряд ли кого встретим.
- Мне, князь Андрей, царь Василий Иванович поручил довести тебя, - твердо заговорил проводник, - бесшумно до Турова. Вот я и исполняю его волю, не надеясь на авось. Как думаешь, князь, не направил сюда Сигизмунд своих лазутчиков окольцевать вотчину мятежного Глинского? То-то. А угодить на глаза лазутчикам много ли хорошего. Ради чего мы тогда татями по чащобам и через болотины вон сколько дней шли?
Смысла спорить с проводником никакого не было, и князь Старицкий согласился, сказав лишь:
- Поступай по своему усмотрению. Один только совет: не сбегать ли в Туров тебе самому?
Я ждал этого слова, князь. Уговор такой: если через три дня я не вернусь и никакой вести от князя Глинского не поступит, иди тогда сам на Туров. Сбиться не собьешься, держись берега. Только не по нему самому, а чуток поодаль. Да разъезды шли вперед и сбоку, чтобы в засаду не угодить. Ухо держи востро. Особенно на переправах. На пути - два притока: Убороть и Ствига. Оба преодолимы без спешивания, но берега в лущинах. Для засад это удобное место. А за Ствигой вот он - Туров.
- Бог даст, воротишься жив-здоров.
- Надеюсь. Три дня с места не трогайся. Проводник покинул отряд, а сотники тут же к Андрею Старицкому:
- Ловко ли вот так, без огорода стоять? Окружай и бери голыми руками.
- Что предлагаете? Засечься?
- Да. Повалим деревья в кольцо, и любо-дорого.
- Береженого Бог бережет.
- Что верно, то верно. Кольцуемся.
Во вьюках и топоры, и пилы. Пошли они в дело, и через пару часов получился хороший оплот. Держи только на всякий случай нескольких наблюдателей.
Проводник воротился к обеду третьего дня, хмыкнул, увидя плотную засеку, но тут же похвалил сделанное без всякой насмешки:
- А что? Молодцом поступили. Разумно.
- Почему один?
- Не прост князь Глинский. Перстом лба не перешибешь. Завтра на большую охоту выезжает. Чтоб, значит, твоих детей боярских со своими смешать й ввести в Туров. Там у него столько шляхты! Не счесть. Готовится, похоже, к серьезной рати, не дожидаясь даже слова царя нашего, свет Василия Ивановича. Обрадовался несказанно, встретив меня. Когда же узнал, что брат царев везет письмо, и вовсе ноги под собой перестал чувствовать. Крикнул: «Седлать коней!» Тут же, верно, спохватился. Отменил приказ. Определил - лучше без лишней огласки встретить тебя, князь, посланца государя всей России. Дойдет в конце концов до Сигизмунда, что Василий Иванович взял под свою руку мятежного князя, но чем позже это случится, тем лучше для дела. Так что придется годить нам еще денек.
Действительно, на следующий день послышался далекий лай собак: начался гон зайцев. Но вместо того чтобы охоте приближаться к стану отряда, она, похоже, удалялась. Это весьма удивило князя Андрея, он даже подумал: «Не напутал ли чего проводник, указывая место отряда?»
Вскоре, однако, все прояснилось: к засаде подъехала пара всадников с вестью:
- Через малое время здесь будет князь Михаил Глинский. Нам же велено взять с собой пару сотен ваших ратников. Смешать их на охоте со своими.
Вроде бы рискованно, но князь Старицкий, хотя и с сомнением, все же исполнил просьбу посланцев Глинского. Проникся все-таки доверием к тому, что предпринимает князь Михаил Глинский. Когда же две сотни детей боярских покинули стан, Андрей Иванович, поразмыслив, повелел:
- Покидаем засеку. Теперь нам нет нужды укрываться от возможного неприятеля.
Едва успели собрать пожитки, закрепив их к седлам вьючных лошадей, и выехать на кольцо засеки, как увидели князя Глинского на буланом аргамаке, шедшем легким галопом. Осадив коня за пару десятков саженей, он легко спрыгнул с седла и направился к Андрею Ивановичу пеше, подчеркивая тем самым свое к нему уважение.
Друг другу поклонились они, руки пожали, й Глинский спросил:
- Берет ли государь Василий Иванович меня под свою руку?
- Берет. И готовит к походу рать. Вполне возможно, она уже выступила.
- Отменно. Думаю, не здесь быть основательному разговору. Теперь, князь, если есть желание, погоняем до вечера борзыми зайцев, затем уж - в мой дворец - на пир. Там будут и те можновладцы, кто взял мою сторону против Сигизмунда. А поутру - уединимся, и письмо государево почитаем, и определим, как действовать будем.
- Принимается.
- Тогда - вперед.
Князь Андрей не очень-то любил охоту на зайцев - не интересно. Взяли борзые след и гонят, им в помощь пускают гончих, вот они несутся по следу до тех самых пор, пока не схватят добычи. Ничего не происходит на глазах. Только лай то приближается, то удаляется. Стой на поляне, пока к ногам твоим доезжачий не бросят затравленного и основательно помятого зайца. То ли дело - соколиная охота! Душа замирает, когда смотришь, как бьет сокол громадину лебедя либо журавля. Но особо захватывает, когда следишь, как сокол состязается в скорости с чирками. Соколиная охота - настоящая охота. Однако теперь не до любимой охоты. Ратное поле ждет.